Жестокие игры

— Я виноват, Алин, — понизил голос, добавил вины, проникновенности. — Но зачем замуж за него? — дернул подбородком в сторону мажора. — Он же пустое место. Он заказал твоего отца за бешеные бабки. Сто пятьдесят миллионов, Алин. Ни одно убийство не стоит столько, поверь, уж я-то знаю. Если он мог достать сто пятьдесят миллионов, зачем ему было убивать твоего отца ради наследства, а, Алин? Подумай. Олег ни на что не способен — вот почему. Он развалит бизнес твоего отца в считанные месяцы. А тебя упрячет в наркопсихушку…

Опустившая голову Алина будто съежилась — я нащупал слабину в броне.

— …Он же садист, Алин, я видел в той вип-комнате шкаф с сотней-другой игрушек…

Она посмотрела на меня, ее глаза налились слезами, но она плотно сжала губы, чтобы не дрожали. Мне, может быть, показалось, что она побледнела, потому что синева от света экрана на ее лице стала ярче. Сделала ее кожу мертвенно-синюшной.

— …Они оба будут тебя трахать, Алин… — тихо, но уверенно добил ее. — Посмотри на него, даже сейчас он боится меня. Он надел чокер на мою девочку, — намеренно взывал к ревности, чтобы оживить Алину, хоть как-то, — и убивает ее твоими руками. Он всегда убивает чужими руками, так ведь? Он знал, что я не выиграю в этой Игре, и удвоил ставку. Чтобы уничтожить и меня. Но посмотри на него, Алин, он все равно не чувствует себя хозяином. Кто такой Игрок, Олег? — резко вскинул голову и не дал ответить и до конца скривиться наглой ухмылке, заорал во всю глотку: — Кто такой Игрок?!

Я бросился на него, схватил за грудки и хотел прижать к драпированной стене, но… мы вывалились в коридор, спрятанный за этой тканью. Я оказался лежащим на мажоре, его противная рожа была прямо перед моим лицом. Ухмылка растеклась по его влажным губам, а в следующее мгновение на мою задницу легли его руки, прижали к нему, а в пах толкнулись его бедра:

— А я бы занялся с тобой любовью, милый, — и он прижался к моему рту губами.

Меня словно откинуло нечеловеческой силой и припечатало в стену — Егор. Бешеный, ослеплённый яростью, машина-убийца.

Я не мог пробиться к собственному телу, взять его под контроль — этот кретин Тарасов так не вовремя надавил на триггер. Я только видел, как взлетел в воздух мажор, врезался в стену, как округляются его глаза. И голос Егора, который не узнал даже я:

— Я сказал тебе, гнида, не тр-рогать его! — рык, в котором мало от человеческого, прокатился под кожей, вздыбливая ее, по позвоночнику, словно вытягивая его в струну, по мозгу и вырвался изо рта рокотом, не предвещавшим ничего хорошего.

Олег сжался весь, выставил руку, закрывая локтем лицо, но это ему не помогло. От удара, который обрушился на него, он просто сполз по стене и замер. Я изо всех сил рванул сам из себя, из собственной шкуры, наружу, взять под контроль. Я не узнавал Егора, всегда был сильнее его, в любой момент мог вернуть себя обратно, а сейчас…

Словно выпал откуда-то, рухнул на колени на пол. Меня тошнило, все тело внутри болело, словно кости ломались и срастались в новый, какой-то чужой скелет, мышцы словно перекраивало, в голову ударила горячая волна.

Я стиснул зубы, дыша тяжело, стоя на карачках, и пытался хотя бы выжить. Было так плохо, зрение не фокусировалось, дышалось будто через вату, я оглох.

Но постепенно органы чувств пришли в норму, я уже чувствовал конечности и смог сесть на задницу. Дотянулся до шеи мажора, приложил два пальца — жив.

Встал, испытывая равновесие, впервые ощущая себя так странно. Сделал неуверенный шаг, второй… тело было полностью послушно.

Вернулся в комнату с компьютерами, подошел к Алине, смотревшей на экран и кусавшей губы. Она думала о чем-то, словно на что-то решалась.

— Ты же по-настоящему ее любишь, да, Виталь? — спросила, когда я встал у нее за спиной и уже поднял ладони чтобы положить ей на плечи и развернуть девушку к себе.

— Люблю, — ответил и отпустил руки.

— И у нас не было ни одного шанса?

Я вспомнил, что наши отцы мечтали поженить своих детей. Если бы мы росли вместе, кто знает, что бы было теперь.

— Я не знаю.

Она хмыкнула:

— Значит, у вас любовь до гроба…

Она так и не поворачивалась, но голос ее выцвет и заморозил. Она снова уходила за стену отчуждения.

—  Остановись, Алина! Остановись! Ради тебя самой прошу! — заорал, разворачивая ее к себе лицом, так орал, что хрустели челюсти. Только в мертвых глазах девчонки уже был арктический холод, вечная мерзлота. — Прости меня, Алина, пожалуйста, прости. Дай мне что-то сделать для тебя…

— Ты все уже сделал.

И она решительно нажала клавишу «Delete».

Я ведь не знал точно, что моя пигалица в безопасности. Вдруг что-то пошло не так? Если чокер все еще был на Маришке? Если она все еще бежала от охотников? Если я ошибся в расчетах и сигналах, и сбой компьютеров ничего не значил?

Мне будто ударили под дых.

Я смотрел в глаза Алины, а она в мои. Просто стояла и смотрела. Я видел: то, что она сделала, удовлетворения ей не принесло. Прикрыл веки на пару секунд, убеждая себя в том, что с Маришкой все в порядке, и не смог сказать равнодушно: