Жестокие слова

— Мадам Жильбер? Мы встречались в деревне, когда вы только приехали. Меня зовут Габриэль Дюбо.

Он протянул свою большую ладонь, и они обменялись рукопожатием.

— Я вас знаю. Вы хозяин этой маленькой замечательной гостинички.

Габри чувствовал, когда его хотят умаслить, — сам прибегал к таким приемам. Тем не менее услышать комплимент было приятно, и Габри никогда этому не противился.

— Да, это я. — Он улыбнулся. — Но наша гостиница не идет ни в какое сравнение с тем, что сделали здесь вы. Это поразительно.

— Войдете?

Доминик посторонилась, и Габри вошел в большую прихожую. Когда он был здесь в предыдущий раз, это был не дом, а руины, как и он сам. Но старого дома Хадли больше не существовало — это было ясно. Трагедия, вздох на холме превратились в улыбку. Приветливая, изящная, приятная гостиница. Он бы и сам отдохнул здесь, чтобы прийти в себя. Спрятаться от всех.

Он подумал о своей гостинице, уже требовавшей ремонта. То, что недавно казалось удобным, очаровательным, привлекательным, теперь стало поблекшим. Как состарившаяся великосветская дама. Кто поедет в гости к тетушке, когда можно остановиться в гостинице со спа-салоном у таких замечательных ребят?

Оливье был прав. Это конец.

И, глядя на дружелюбную, уверенную в себе Доминик, Габри понимал: она своего добьется. Она была рождена для успеха, для побед.

— Мы все собрались в гостиной — выпиваем. Хотите к нам присоединиться?

Он хотел было отказаться. Он ведь пришел для того, чтобы сказать Жильберам всего несколько слов и тут же уйти. Это не был приход в гости. Но она уже повернулась, приняв его молчание за согласие и пошла в дом через большую арку.

Но, несмотря на легкое изящество этого дома и этой женщины, он чувствовал здесь какую-то ущербность.

Он на ходу разглядывал хозяйку дома. Тонкая шелковая блуза, шикарные брюки-слаксы, свободный шарфик. И запах. Что это за запах?

Наконец он узнал его и улыбнулся. От хозяйки этого замка пахло не «шанелью», а лошадьми. И не просто лошадьми — он отчетливо ощутил едкий запах конского навоза.

Настроение Габри улучшилось. В его гостинице хотя бы пахло горячими сдобными булочками.

— Это Габриэль Дюбо, — сообщила Доминик присутствующим в комнате.

Горели дрова в камине, и перед ним, глядя в огонь, стоял пожилой человек. Кароль Жильбер сидела в кресле, а Марк стоял у подноса с напитками. Все повернулись в сторону Габри.

* * *

Старший инспектор Гамаш еще не видел бистро таким пустым. Он сел в кресло у огня, и Хэвок Парра принес ему выпивку.

— Спокойный вечер? — спросил Гамаш, когда молодой человек поставил перед ним порцию виски и тарелочку с квебекским сыром.

— Мертвый, — ответил Хэвок и чуть зарделся. — Но может, люди еще подтянутся.

Они оба знали, что ничего такого не случится. Было половина седьмого — самый пик коктейлей и предобеденной суеты. В большом зале сидели два других посетителя, а в ожидании застыл небольшой взвод официантов. В ожидании сутолоки, которая никогда не наступит. Во всяком случае, не в этот вечер. А может быть, вообще никогда больше.

Три Сосны многое прощали Оливье. Труп, обнаруженный в его бистро, списали на невезение. Даже тот факт, что Оливье знал Отшельника и его хижину, не стал поводом для отчуждения. Хотя это и было нелегко. Но Оливье любили, а любовь склонна прощать. Они даже простили ему то, что он подбросил тело в дом Жильберов. Этот поступок был воспринят как помутнение мозгов.

Но любовь прошла, когда они узнали, что Оливье тайно зарабатывал миллионы долларов на Отшельнике, вероятно давно спятившем. И делал это на протяжении многих лет. А потом потихоньку скупил чуть ли не все Три Сосны. Он был арендодателем Мирны, Сары и месье Беливо.

Деревушка превратилась в Оливьевиль, и жители начали испытывать беспокойство. Человек, которого, как им думалось, они хорошо знали, оказался чужаком.

— Оливье здесь?

— Он в кухне. Отпустил шеф-повара и решил сегодня готовить сам. Вы знаете, он ведь удивительный повар.

Гамаш это знал — он много раз вкушал плоды кулинарного искусства Оливье. Но еще он знал, что решение заняться готовкой позволяло Оливье спрятаться от людских глаз. В кухне. Где он не видел обвиняющих, огорченных лиц людей, которые были его друзьями. А может, и того хуже: не видел пустых столов, за которыми прежде сидели его друзья.

— Не могли бы вы попросить его выйти ко мне?

— Постараюсь.

— Пожалуйста.

Одним этим словом старший инспектор давал понять, что хотя внешне это и выглядит как вежливая просьба, на самом деле таковой не является. Несколько минут спустя Оливье опустился на стул напротив Гамаша. Им можно было не перешептываться — в бистро теперь никого не было.

Гамаш подался вперед, отхлебнул виски, внимательно посмотрел на Оливье.

— Что вам говорит имя Шарлотта?

Брови Оливье удивленно взметнулись.

— Шарлотта? — Он задумался на несколько секунд. — Никогда не был знаком ни с одной Шарлоттой. Когда-то знал одну девчонку по имени Шарли.

— Отшельник никогда не называл этого имени?

— Он вообще не называл никаких имен.

— А о чем вы говорили?

Оливье снова услышал голос убитого, не низкий, но странным образом успокаивающий.