Жилец

Зеркало обошлось Бантингам всего лишь в семь шиллингов шесть пенсов, и сразу после аукциона к ним заходил один торговец, который предложил за него сперва пятнадцать шиллингов, а потом гинею. Не так давно она видела на Бейкер-стрит похожее с наклейкой: «Чиппендейл. Антик. 2 фунта 15 шиллингов».

Здесь лежали деньги мистера Слута. Хозяйка знала, что эти соверены рано или поздно перейдут в их с Бантингом владение в уплату за честный труд, но получить – вернее, заработать – их можно только через посредство нынешнего собственника этой тускло мерцающей кучки золота. Наконец она вернулась вниз и стала ждать возвращения мистера Слута. Услышав, как в замке поворачивается ключ, она вышла в переднюю.

– К сожалению, сэр, у меня произошла маленькая неприятность, – сказала она, немного волнуясь. – Воспользовавшись вашим отсутствием, я поднялась наверх прибраться и, когда вытирала пыль за шифоньером, неудачно его наклонила. Боюсь, сэр, чернильница, которая там была, разбилась, и несколько капель просочилось наружу. Надеюсь, ничего страшного в этом нет. Я вытерла грязь только снаружи, ведь шифоньер заперт.

Мистер Слут ответил ей диким, почти паническим взглядом. Но миссис Бантинг чувствовала себя уверенно. Теперь ей было не так страшно, как до прихода жильца. Тогда же она от испуга готова была выскочить на улицу, только бы не оставаться одной.

– Я понятия не имела, сэр, что вы держите там чернила.

Она говорила извиняющимся тоном, и чело жильца прояснилось.

– Я знала, что вы пользуетесь чернилами, сэр, – продолжала миссис Бантинг, – я видела ваши пометки в той книге, которую вы читаете вместе с Библией. Не сходить ли мне, сэр, за другим пузырьком?

– Нет, – ответил мистер Слут. – Спасибо, не нужно. Я сейчас пойду наверх и посмотрю, что там стряслось. Когда вы понадобитесь, я позову.

Он проскользнул мимо хозяйки. Через пять минут в верхней гостиной зазвонил колокольчик. Входя в дверь, миссис Бантинг сразу увидела, что дверцы шифоньера широко распахнуты, а полки пусты, за исключением нижней, где валялся в луже чернил опрокинутый пузырек.

– Боюсь, миссис Бантинг, на дереве останутся пятна. Наверное, мне не следовало хранить чернила в шифоньере.

– Что вы, сэр! Ничего страшного. На ковер попала только капля-другая, да и те незаметны, поскольку рисунок в этом углу темный. Пузырек убрать?

Мистер Слут заколебался.

– Нет, – произнес он после долгого молчания, – наверное, не стоит. Немножко чернил на донышке еще осталось. Мне этого хватит, особенно если разбавить их водой, а еще лучше – чаем. Они мне нужны только для того, чтобы отмечать в конкордансе самые интересные места. С каким удовольствием, миссис Бантинг, я сам бы взялся составлять конкорданс, но этот джентльмен по фамилии Круден меня опередил.

* * *

Не только Бантинг, но даже Дейзи отметили про себя, что Эллен этим вечером вела себя значительно мягче. Ни разу не осадив ни мужа, ни падчерицу, она выслушала все, что они поведали о «Черном музее», и не моргнула глазом даже тогда, когда Бантинг принялся описывать нелепое и ужасное выражение на посмертных масках повешенных. Но через несколько минут на внезапный вопрос, заданный мужем, она ответила невпопад. Стало ясно, что заключительные слова его рассказа ускользнули от ее внимания.

– А ну признавайся, о чем это ты задумалась? – весело потребовал он.

Но она покачала головой.

Дейзи выскользнула из гостиной и через пять минут вернулась, переодевшись в шелковое платье в бело-голубую клетку.

– Ого! – воскликнул отец. – До чего же ты нарядная. Никогда не видел на тебе этого платья.

– Ни дать ни взять чучело гороховое! – саркастически заметила миссис Бантинг. И добавила: – Полагаю, этот маскарад означает, что ты кого-то ждешь. Мне казалось, вы оба сегодня уже довольно пообщались с юным Чандлером. Понять не могу, когда этот молодой человек работает! Часок-другой для пустой болтовни у него всегда найдется.

Но этим дело и ограничилось – других колкостей в тот вечер от Эллен никто не услышал. И даже Дейзи не могла не заметить, что мачеха пребывает в непривычном оцепенении. Готовя пищу и выполняя другие мелкие повседневные обязанности, она была еще более молчалива, чем обычно. Однако под внешним угрюмым спокойствием ее сотрясала настоящая буря. Страх, боль, мучительные подозрения терзали ее душу и усталое тело, так что она с трудом принуждала себя к привычным хлопотам.

После ужина Бантинг вышел и купил за пенни вечернюю газету. Вернувшись, он с унылой улыбкой заметил, что шрифт там отвратительно мелкий. За последнюю неделю или две он только и делает, что читает газеты, и у него уже болят глаза.

– Дай, папа, я почитаю тебе вслух, – с готовностью предложила Дейзи, и отец протянул ей газету.

Но едва Дейзи открыла рот, как весь дом огласился громким звоном и стуком.

Глава ХI