Очень боялась его звонка. Не хотела, чтобы он звонил. Не желала с ним разговаривать, объясняться, придумывать причины и отговорки. Не хотела. И нервничала из-за того, что он не звонил. Время на самом деле близилось к обеду, Саша сегодня работала одна, покупателей было немного, утро буднего дня, и ей даже отвлечься было не на что и не на кого. Сидела в тишине магазина и думать теперь могла о том, что произошло вчера, сколько влезет. Влезало столько, что от мыслей тошнило, но что с ними сделаешь? Несколько раз заглядывали знакомые девочки, продавщицы из соседних бутиков, кто просто поболтать, кто звал кофе выпить. Саше приходилось растягивать губы в улыбке, отнекиваться, выдумывать себе дела и невероятную занятость, а как только вновь оставалась одна, наваливалась на стойку и закрывала глаза, будто на самом деле смертельно устала. Но на самом деле устала лишь от одного — от тревоги. Та не оставляла её ни на минуту, присутствовала в душе даже тогда, когда Саше казалось, будто она отвлеклась и занята. Эта тревога точила изнутри, и в душе уже не рана была, а целая воронка. И всё думала, думала… И о Толе, о его желаниях и требованиях; и о сыне, вспоминала, как тот утром рассказывал ей про отцов своих друзей. У друзей папы есть, а у него нет. И это проблема, это всегда было проблемой. Как бы она от неё не отмахивалась и не оставляла на потом. На год, на два…
Ефимов не позвонил, он приехал. Ближе к закрытию магазина, когда Саша уже и ждать его звонка перестала, а он вошёл, и вид имел немного взъерошенный и даже усталый. То ли на самом деле весь день работал, то ли ночью плохо спал. Хотя, она тоже плохо спала. Может, ещё и пожалеть его в связи с этим? Сочувствие проявить?
Саша сунула руки под стойку и сжала их в кулаки. А себе приказала: «Соберись немедленно!».
Смотрела на него, и глаз не отводила. Моргала, как собака, но от взгляда его не пряталась. Хотя, взглянул Ефимов на неё хмуро, что случалось за все годы их знакомства, не часто.
Правда, поздоровался.
— Привет.
Она кивнула.
— Чего к телефону не подходишь?
— Не хочу.
— Круто. — Толя подошёл ближе и тоже на стойку навалился. Совсем близко с Сашей, ей даже пришлось отступить на шаг, чтобы он носом в её щёку не ткнулся.
— Толя, зачем ты приехал?
— Знаешь, ты никогда раньше идиотских вопросов мне не задавала, а в последние пару дней активно навёрстываешь.
Она всё-таки отвернулась от него. Отступила к стене, привалилась к ней и руки на груди сложила. Всем своим видом показывала, что разговаривать с ним по душам, желания не имеет.
— Это не лучшая ситуация, чтобы упрямство проявлять, малыш.
— Я не упрямлюсь.
— А как это называется?
— Это называется — бороться с чужой наглостью, хоть как-то.
— А я наглый?
— Ты сам прекрасно знаешь. Ты как танк, Толя. Если тебе что-то нужно, ты всех по асфальту раскатаешь. — Саша секунду молчала, а затем всё же добавила, причём с обидой: — А если не надо, развернёшься и уйдёшь.
Ефимов голову опустил, лбом практически холодного мрамора стойки касался. Глаза закрыл, головой качнул.
— Наверное, ты права. Я… уже сутки об этом думаю. Один-единственный вопрос приходит в голову раз за разом: почему не позвонил? — Он посмотрел на неё. — Вроде, чего проще. Взять и позвонить.
Саша с трудом сглотнула.
— Это бы ничего не изменило.
— А если бы я позвонил через месяц?
— Толя, не смеши меня! Через месяц ты имя моё забыл!
— Саня, ну что ты говоришь?!
Она рукой махнула.
— Ладно, не забыл. Но ты просто обо мне не думал. Ведь так? Я права, Толя. Поэтому виниться передо мной сейчас, рвать на себе волосы и говорить: вот если бы я позвонил, всё было бы по-другому — не надо. Всё было бы также.
— С той разницей, что я знал бы про сына!
Саша зло сверкнула на него глазами.
— С той разницей, что ты наезжал бы раз в полгода и высылал алименты! Моему сыну не нужен такой отец!
Ефимов выпрямился, его взгляд похолодел.
— Во-первых, — отчеканил он, — ты не имеешь права решать ни за меня, ни за Митьку! А во-вторых, не можешь знать, как бы всё было! Никто не может знать. Или ты, правда, считаешь, что лучше никакого отца, чем тот, который бывает наездами? Ты забыла, как сама росла? Что бы ты выбрала?
Саша даже опешила от его слов. И смотрела уже без всякого смятения.
— Не смей меня стыдить!
— Я не стыжу, Саша! Я лишь говорю, что заботился бы о нём.
— О нём есть, кому позаботиться.
— А о тебе?
Она задохнулась.
— Не твоё дело, понял? Я сама в состоянии позаботиться, и о себе, и о сыне. Как-то справлялась восемь лет. И залётный герой мне не нужен.
— Ты злишься. Ты злишься, и не в состоянии принимать трезвые решения!
— А ты в состоянии? О каких решениях ты, вообще, говоришь?
— Я его отец, — проговорил он глухо, Саше даже показалось, что с некоторой угрозой.
А она вдруг рискнула усмехнуться.
— И что это значит?
— Ты сама всё понимаешь. Я хочу видеть сына.
Саша отвернулась от него, нервно облизала губы. Чувствовала пристальный взгляд, направленный ей в затылок, но просто повернуть голову и смело его встретить… Смело как-то не получалось, совсем.
— Ты хотя бы понимаешь, какой это для него будет стресс? Ты не думаешь об этом.