Жили-были

А вот Саше некогда было просить кого-то о помощи. Да и не делала этого никогда. Выдалось лишь немного времени, чтобы собраться с мыслями, встряхнуться, а чтобы отвлечься, занялась домашними делами до возвращения Мити. Даже плакать было нельзя. Во-первых, боялась, что ей не хватит и пары часов на то, чтобы выплакать все слёзы, а во-вторых, следы этих слёз, сын бы непременно заметил. Саша и без того волновалась, что паника у неё на лице написана. Стараясь забить слёзы поглубже, принялась ругать себя: за то, что напилась вчера; за то, что проснулась с Ефимовым в одной постели; позволила ему расхаживать по её дому и влезать всюду. Вообще не предполагалось, что он окажется в её доме и увидит Митины фотографии. Видимо, он на самом деле похож на Толю в детстве, раз он тут же всё понял и в своих выводах уже не усомнился. И теперь нужно ждать его действий, решений, продуманной реакции… И уже звонит ей. Прошло меньше трёх часов, а Ефимов уже звонит, и этим её пугает. Поэтому Саша даже не подумала на его звонок ответить. Сбросила и убрала телефон подальше, в свою сумку. Чтобы не видеть и не слышать ничего.

— Мама, смотри, как я умею!

Митька лишь полчаса назад появился дома, а от него все эти полчаса было невероятно много шума и необъяснимого позитива. Он что-то рассказывал ей громко и воодушевлённо, носился по квартире, что-то искал, снова бежал к ней, занимая всё Сашино внимание. А потом позвал её из своей комнаты, и Саша пошла на его голос. Дверь открыла и замерла, глядя на сына, свешивающегося вниз головой с перекладины турника. Митька ещё руки отпустил и поболтал ими, матери улыбался.

— Смотри, как я могу!

— Замечательно, — согласилась Саша, потом сына под спину подхватила, помогая приподняться, а затем и спрыгнуть на пол. — Только я просила тебя так не делать, особенно, когда ты один, Митя. Мало ли…

— Но ты же дома!

— Я не могу стоять рядом с тобой. Слезай.

— Да я уже слез, — вздохнул Митя. — Мам, кушать будем?

— Да, сейчас… — Сашин взгляд остановился на фотографиях сына, и её в который раз за последние несколько часов, прострелило, прожгло огнём насквозь, и на одну секунду она потерялась в этом, совершенно позабыв, что сын за ней наблюдает. С трудом заставила себя улыбнуться. — Чем ты у бабушки занимался?

— Книжку почитал, потом в телефон поиграл… Чем у неё ещё заниматься можно? Она только сериалы смотрит. Про какую-то Машу, потом про волка.

— Какого волка?

— Так одного мужика называют, который с плохими людьми сражается. Крутой такой, мускулы знаешь какие? — Митя руку в локте согнул, показал матери, какие примерно мускулы были у героя в сериале. По мнению Саши, в природе таких существовать не могло, но она не специалист в этом вопросе.

Они перешли на кухню, Митя за столом устроился, взял вилку и принялся зубцом вырисовывать какой-то узор на скатерти.

— Бабушка пончики жарила?

— Ага. У неё и сгущёнка была. Вкусно.

Митька изъяснялся короткими предложениями, явный признак того, что чем-то занят, Саша через плечо обернулась, посмотрела на него и одёрнула:

— Митя, перестань ковырять скатерть. Знаешь, сколько она стоит? А ты дырки ковыряешь.

Мальчик вилку отложил. Голову рукой подпёр.

— А ещё тётя Лика приходила.

Саша неизвестно почему насторожилась.

— Когда?

— Утром сегодня.

Кивнула, хотя ничего особо толкового по этому поводу не думала. Просто заволновалась. А для сына проговорила:

— И замечательно. Пусть почаще приезжает.

— А я в окно смотрел, мам, — вдруг хихикнул Митя. — Её дядька какой-то увёз на машине.

Саша газ выключила, снова к сыну повернулась, взглянула непонимающе.

— Какой ещё дядька?

— Не знаю, носатый такой.

— А ты и нос его рассмотрел?

Митя плечами пожал и невинно улыбнулся.

— А бабушка сказала, что у тёти Лики беспокойная натура! — сдал всех ребёнок и победно улыбнулся.

Саша же головой качнула, совершенно растерявшись.

— Ничего не понимаю…

Лика с Ефимовым расстались несколько дней назад, он этим утром проснулся в одной постели с ней, Сашей, а Лика… разъезжает на машине с каким-то незнакомым мужиком? Что, вообще, у людей с моралью? И у неё в том числе? Напиться до такой степени, чтобы привести в дом мужчину, даже не помня этого, и уснуть беспробудным сном. «Белый русский», чтоб его…

— А машина у него ничего так, — сказал Митя. — «Кашкай».

— Очень рада за тётю Лику, — пробормотала Саша и потёрла лоб, при этом болезненно поморщившись. Голова всё ещё болела, даже таблетка обезболивающего не помогала. Или это мысли о Ефимове так на неё действовали?

Митя вдруг хлопнул ладонями по столу.

— Мама, давай есть!

— Давай, милый, — рассеянно отозвалась она.

А когда ставила перед сыном тарелку макарон с сыром, невольно представила рядом Толю. Две одинаково русые курчавые макушки, похожие улыбки и уж точно одинаковый аппетит. По позвоночнику пробежал холодок, и Саша поторопилась отвернуться.

— А как ты сходила в ресторан? Там вкусно кормили?

— Не слишком.

— А торт был?

Саша провела ладонью по отрастающим волосам сына.

— Нет, Митя, не было торта.

— Странный ресторан.

— Мить, ты думаешь, что люди ходят в рестораны, чтобы торт есть, — всё-таки улыбнулась Саша.