Я опять собралась с силами и поехала в Москву штурмовать театральные вузы. Тщательно подготовила программу. Но опять ничего не вышло. И я уже было решила закрыть для себя тему с поступлением в театральное училище раз и навсегда, но тут снова помогли добрые люди. «Ты откуда? Из Ростова? Так почему же ты не хочешь попробовать поступить в училище в своем родном городе? Это будет проще, и говор твой там никого не смутит», – сказали мне в комиссии. Я, махнув на все рукой, вернулась домой, разыскала справку о том, что год назад была допущена в училище имени Щепкина на конкурс. И отправилась с этой справкой в Ростовское училище искусств. Справка произвела действие и на комиссию – на меня посмотрели с уважением, и на меня саму – я чувствовала себя гораздо увереннее. И в результате я поступила на театральное отделение легко и непринужденно, с высшим проходным баллом. Больше всего на финальном собеседовании наших педагогов впечатлило мое знание современного кинематографа. Еще когда я училась в школе, наш преподаватель в студии пантомимы, страстный киноман, водил нас на полузакрытые показы Ростовского киноклуба, где крутили фильмы Антониони, Феллини, Бергмана. Уж не знаю, где они тогда добывали эти ленты, но я пересмотрела тогда очень много серьезных фильмов. Когда на собеседовании я начала рассуждать о фильмах «Сталкер», «Зеркало» Тарковского, «Земляничная поляна» Ингмара Бергмана, «И корабль плывет» Феллини, о фильмах Антониони, меня слушали, раскрыв рот, даже преподаватели с кафедры. Мне показалось, что некоторые из них не знали всех тех имен, которые я перечисляла. Очень это их впечатлило. И я поступила достаточно легко.
Помню, когда я еще только проходила первые отборочные туры в Щепкинском училище, «десятки» формировал студент второго курса, которого звали Сергей Беляев. Чудесным парнем оказался впоследствии и очень хорошим артистом, он сейчас работает в Театре Табакова. Нам, абитуриенткам, он казался тогда практически народным артистом – взрослый, модный, в джинсовой куртке, студент Щепки. И он, понимая, какую власть над нами имеет, играл в такую незатейливую игру. Смотрел на нас изучающе и важно изрекал: «Ты будешь артисткой, и ты будешь, и ты». Потом посмотрел на меня, перевел взгляд на остальных девчонок, как на подбор, ярких, фигуристых, с длинными волосами, и снова на меня, и припечатал: «А вот ты, конечно, не будешь». Спустя несколько лет мы с ним встретились на сцене Театра Табакова, играли оба в одном спектакле «Обыкновенная история» по Гончарову, и роль по объему у меня была даже больше, чем у него. И уже после финала за кулисами я ему припомнила тот случай. «Как я такое мог сказать? – возмущался он. – Неужели я был такой дурак?» «А представляешь, – говорю, – что значила для девочки из провинции твоя фраза? Ты чуть было не убил во мне веру в себя».
Учеба в театральном никогда и ни для кого не была легким делом. Студенты училищ обычно в своей альма-матер буквально живут, днюют и ночуют. И мы не были исключением. Бесконечные репетиции, бесконечная учеба. Мне пришлось максимум времени уделять сценической речи. Избавиться от этого самого пресловутого говора оказалось ой как непросто. А еще смущала дисциплина под названием «Сценический бой». Все эти фехтования, постановочные драки и кувырки давались очень непросто, даже несмотря на то, что в школе я занималась легкой атлетикой.
При этом мне надо было еще успевать как-то зарабатывать себе на жизнь, поскольку содержать меня было некому. Бабушка уже не могла кормить нас с сестрой, да и у меня и в мыслях не было сидеть на ее шее, а у Оли, хотя мы и жили все вместе, уже была своя семья. Я устроилась работать в канцелярию Ростовского училища искусств, и в мои задачи входило перепечатывать приказы и прочую документацию. Как только в учебе или репетициях образовывался перерыв, я мчалась в красный уголок, где мне выделили кусочек стола, хватала печатную машинку и принималась по ней стучать. Отдыха у меня не было вообще никакого и никогда. Даже поесть не успевала. Слава богу, за квартиру мы общими усилиями к тому времени уже расплатились, несколько последних взносов я выплатила из своей зарплаты, когда еще работала на заводе. Но тех 40 рублей, которые мне платили в канцелярии, на жизнь, конечно, не хватало. Впрочем, мы все тогда так жили, это ни для кого не было новостью. Парни, чтобы выжить, ночами грузили или разгружали вагоны, некоторые девочки мыли аудитории и подъезды. Я печатала. Все изворачивались, как могли. Есть мы не успевали, даже если и были на это деньги. Я брала с собой яблоки и бутерброды и могла есть их, только одновременно печатая, у меня не было другого времени на еду.