Жить для возвращения

Бора зарождается в самом центре оледенения, но ее скорость здесь еще минимальная. Свою истинную личину она приобретает на пути к Барьеру Сомнений, с максимальной яростью нападая на побережье. Но уже в десяти-пятнадцати километрах от берега она быстро выбивается из сил и затухает — суда, идущие в открытом Баренцевом море вдоль новоземельского побережья, ее не ощущают.

Лето 1958 года. Мы с Наташей на «Барьере Сомнений», проводим обычные наблюдения. Почти все сотрудники экспедиции сосредоточились на «Ледоразделе» — за короткое лето надо успеть вырыть многометровый шурф, соорудить в толще ледника холодную лабораторию, пробурить скважины, проложить новые снегомерные створы, расставить дополнительные дорожные вехи на тракторном пути.

Рация, как полагается, работает только от нас, никакой информацией о внешнем мире мы не располагаем. Закончился июль, и вот в первых числах августа на пороге дома неожиданно возникла рослая фигура дяди Саши Романова. Мы обнялись, он начал выкладывать новости, доставая из рюкзака всевозможные лакомства — конфеты, печенье, шпроты, лимоны с побывавшего в бухте судна-снабженца. Основательно, по-архангельски (а это, доложу вам, куда колоритнее, чем по-московски!) попил чайку, затем помог нам по хозяйству, укрепил вытаивающие изо льда «ноги» метеобудок и вдруг вспомнил:

— Да, Олега-от схоронили третьего дня. Хорошо схоронили, салют давали, я сам могильный столб ладил, без креста, правда, обрешили, комсомолец-от потому что. А вы чего это, неужли не ведали? Ой, я и дурак старый, ляпнул не подумавши, прям безо всякого — разве возьмешь в толк, кто чего знает, кто не знает с «Урожаем» этим!

…Олег работал вместе со всеми на Ледоразделе, изучая свойства снега и фирна (тот же снег, только многолетний, переходящий постепенно в голубой глетчерный лед). Ему было велено не позднее конца июля спуститься на берег и доставить туда результаты наблюдений со станции Ледораздел — ожидался пароход, на нем отбывали на материк материалы наших работ за год.

Олег вышел с Ледораздела в середине июля, его вызвался немного проводить поваренок Женька, обожавший ходить в маршруты. Договорились, что они расстанутся у Второго Барьера (ставшего отныне Барьером Яблонского), такого же грозного ледопада, как и наш Барьер. Дальше Олегу предстояло около тридцати километров идти одному. Погода установилась приличная, с хорошей видимостью, трещины открылись, особого риска в таком одиночном походе никто не видел. Олег был парень крепкий, да еще с альпинистской закалкой, он уже успел нашагать один по новоземельским ледникам сотни, если не тысячи километров. К вечеру того же дня Женька возвратился на станцию, сказал, что Олег Анатольевич помахал ему на прощанье рукой и потопал дальше вниз, а он, Женька, двинулся вверх.

Дальше дядя Саша рассказал нам, как на берегу начали беспокоиться за Олега, как чудом удалось докричаться по «Урожаю» до Ледораздела и узнать о том, что он давным-давно ушел вниз. Поскольку мы со своего Барьера Сомнений не сообщили на берег о появлении Олега, всем стало ясно — что-то случилось. Группа из нескольких человек вышла на поиск с Ледораздела, поваренок указал место, где они с Олегом расстались, и вскоре ребята обнаружили на ледяном берегу выброшенное потоком безжизненное тело. Очевидно, Олег, неосторожно ступив ногой на снежный мост, сорвался в трещину, по дну которой бешено мчала река талой воды, с водоворотами и стремниной.

Олег лежал на спине, в аккуратно пригнанной, успевшей давно просохнуть одежде, на заплечных лямках висели изломанные водоворотом санки с распотрошенной поклажей. Карабина нигде не было, вероятно, он ушел на дно. В рюкзаке в целости и сохранности лежали обернутые в прочную бумагу результаты научных наблюдений. Судя по всему, Олег захлебнулся сразу, даже не осознав, что погибает. Ребята по кратчайшему пути, минуя нашу станцию, доставили тело на базу. А потом были похороны…

С Олегом мы много лет дружили, со времени учебы в МГУ, а за два месяца до того, как он упал в трещину, поругались в пух и прах и расстались, не сказав друг другу ни «до свиданья», ни «прощай». Как оказалось — навсегда.

Нашу последнюю новоземельскую зимовку мы с Наташей провели на станции Ледораздел. Она была рекордной по продолжительности: вдвоем мы проработали там с октября 1958-го по март 1959-го, более пяти месяцев, без пересменок, праздников и выходных. По предварительной договоренности не позднее января за нами должен был прийти трактор, но с ним начались нелады, вылетело несколько траков (а запчастей, конечно, не хватало), лопнул вентиляторный ремень — словом, наша эвакуация откладывалась.