Жить для возвращения

Да, куда уж вернее. Вот уже месяц, как на меня нацепили протезы с черными перчатками. В Институте протезирования и протезостроения в Донском проезде сладили мне искусственные руки, протезы предплечий системы инженера Болховитинова. С помощью хитроумной системы лямок, тянок, тесемок я мог, с силой вдвигая культи в кожаные (а впоследствии хлорвиниловые) гильзы протезов, раскрывать кисть и захватывать ею стакан, карандаш, любой нетяжелый предмет (тяжелый — выскальзывал).

Одновременно мне прилаживали новейший, только-только изобретенный биоэлектрический протез руки. Почему-то — одной левой руки, вероятно, в правой кисти еще не научились размещать сложное электронное оборудование. К этой новинке я отнесся без энтузиазма — смущало обилие проводов, всяких аккумуляторов и усилителей, висевших на поясном ремне в виде своеобразных патронташей. К тому же первое испытание в кабинете, одного из начальников Главпротеза (была и такая организация в системе собеса) закончилось конфузом: я взял в кисть телефонную трубку, а освободиться от нее не смог. Очевидно, от волнения запотела рука, нарушились контакты с электродами, и вся электроника отказала. Пришлось окружающим с усилием выдирать трубку из руки, и я закаялся на будущее пользоваться этой ненадёжной, не по моим мозгам, техникой. Обычный механический протез Болховитинова, Стасеева, Руденко и еще многих авторов-изобретателей (кое-кто из них сами были безрукими инвалидами), несмотря на малую эстетичность, тяжелый вес, массивность и внешнюю неуклюжесть, пришелся мне по душе, и о других я не грезил.

Весьма любопытно, однако, что сами протезисты, врачи-ортопеды, физиологи и прочие, к величайшему моему изумлению, ничем не могли помочь инвалиду в смысле бытового овладения «протезами верхних конечностей». Надо ли объяснять, что именно быт, личная гигиена, возможность пользования искусственными кистями для одевания-раздевания, то есть самообслуживание человека в повседневной жизни — главнейшая, важнейшая его потребность. И вот тут-то во весь рост поднялись проблемы, долгое время казавшиеся мне неразрешимыми. Взять хотя бы такой пустяк, как научиться есть ложкой и вилкой. Вы захватываете означенный столовый предмет большим и указательным пальцами протеза, и он тотчас выскальзывает из них, со звоном брякаясь на стол или на пол. Вы пробуете делать это снова в снова, варьируя длину черенка ложки, а она, злодейка, никак не желает плотно держаться в руке. Вы с надеждой смотрите на доктора, а он (она), стараясь не встречаться с вами глазами, бормочет раз и навсегда ставшую вам ненавистной фразу:

— Ничего, ничего, голубчик, со временем непременно научитесь, все БЕЗДВУРУКИЕ инвалиды рано или поздно ПРИСПОСАБЛИВАЮТСЯ. Нет, конкретно посоветовать вам мы ничего не можем.

Наташа ездила в Протезный институт, просила познакомить с — так сказать — товарищем по несчастью. Они долго не хотели давать адрес или телефон «необходимого» мне инвалида:

— Но почему?

— Не знаем, не знаем, это дело деликатное, не всякий захочет бередить свои раны.

— Но я проявлю максимальную деликатность, и если почувствую нежелание с нами познакомиться и поделиться своим опытом, то не буду об этом просить и настаивать.

Наташа долго их уламывала, и они в конце концов обещали подумать: пусть он пока привыкает к протезам, а через месяц-другой напомните о себе, может, к тому времени что-либо и получится.

У меня как раз выдался месяц на привыкание: в первый и последний раз в жизни мне выделили бесплатную путевку в санаторий «Ливадия» под Ялтой. И Наташе тоже дали путевку, и дорогу обоим в два конца оплатили. Крым в октябре был прекрасен, персонал санатория заботлив, море, можно сказать, смеялось — а мне было тяжело и тревожно, потому что никакого привыкания к протезам не происходило. Они натирали культи, лямки туго врезались в плечи, ложка-вилка не удерживались в искусственных пальцах, и Наташа кормила меня, как и в благословенные больничные времена, с ложечки (на виду у всех санаторских).

Нас посадили за столик с таким же в точности инвалидом, славным неунывающим фронтовиком Петей из башкирской деревни, однако научиться у него тонкостям «приспособленчества» я никак не мог, ибо у него не было протезов: обе культи были расщеплены на два длинных и толстых «пальца» по известному в медицине методу доктора Крукенберга. Петя по-доброму подтрунивал надо мной, над «этой дрянью», как называл он протезы, и всячески старался меня убедить пойти на операцию.

— Я на мотоцикле могу ездить, хоть, конечно, никто мне прав не выдаст. Могу колодец во дворе выкопать, всякую работу по дому справить, детишек вот двоих подымаю, сынков, Нине своей помогаю во всем по хозяйству. А тебя Наталья, ровно лежачего, кормит, да в туалет сопровождает — куда это годится?!

Никуда это не годилось, особенно последнее. Туалетная проблема, к моему ужасу, вырастала в явление вселенского масштаба, отравлявшее жизнь, ставившее под вопрос саму необходимость ее продолжения…