Жить для возвращения

Кто-то из отдыхающих показал Наташе только что вышедший номер журнала «Америка» с великолепно иллюстрированным очерком о десятилетнем инвалиде под названием «У Бутча пара новых рук». Этот мальчуган Бутч попал под ток высокого напряжения, лишился обеих рук до самых плеч и теперь овладевал протезами, у которых вместо кистей были крюки. Оказалось, что на Западе это весьма распространённый тип искусственных конечностей, крюки позволяют надежно захватывать предметы и помогают решать самые болезненные вопросы личного туалета. Они — съемные, их можно поменять и на другие приспособления для различных видов работы, и на превосходно выполненные косметические кисти. Ну не восторг ли: вместо бросающихся в глаза черных перчаток американские умельцы разработали до пятнадцати цветовых оттенков оболочек из латекса — и для белых, и для негров, и для мулатов-метисов, и для женщин (с особо удлиненными ноготками), и для загорелых, и для малокровных!

«Крукенберга» мне решительно не хотелось делать по чисто эстетическим соображениям. Не мог я себе представить, что хожу на людях с голыми культями, лезу уродливыми пальцами в тарелку с хлебом, касаюсь ими кого-то из посторонних… Нет, с протезами все выглядело куда более благопристойно, научиться бы только ими пользоваться. Я мечтал о тех недосягаемо далеких днях, когда смогу самообслуживаться. Сколько лет уйдет на это? К счастью, счет пошел не на годы, а на месяцы.

(Через несколько лет я уже и сам начал давать советы нуждающимся, не всегда, увы, дельные. Прочел в журнале «Юность» повесть Владислава Титова «Всем смертям назло!» и был потрясен, узнав, что она написана… зубами: автор, лишившийся обеих рук во время пожара в шахте, писал карандашом, зажатым во рту. Я тотчас накатал ему письмо, собственноручно созданное на пишущей машинке, и настоятельно убеждал его работать, «как люди», с помощью культей, различных насадок на них, протезов, в конце концов. А он вежливо отозвался: «Беда в том, что у меня нет культей, руки сожжены до самых плеч». Я стыдливо замолк. У меня — протезы предплечий, протезы плеч — куда более сложная конструкция, и если Бутчу сделали чудо-руки в Америке, это не означает, будто их сумеют соорудить в нашей стране.)

Возвратившись из Крыма, Наташа наведалась в Институт протезирования и неожиданно получила имя, отчество, фамилию и телефон человека, который согласился помочь мне советом. Судьба распорядилась так, что жил он рядом с нами, в десяти минутах ходьбы, что тринадцать лет спустя мы одновременно переехали на другой конец Москвы и вновь оказались по соседству, ну а главное, с первой минуты знакомства сблизились, подружились, перешли на «ты», несмотря на восьмилетнюю разницу в возрасте.

Виталий Алексеевич Кабатов в девятнадцать лет потерял обе руки ниже локтей в страшной битве на Курской дуге, на окраине Белгорода. Он был ранен осколками снаряда и, пройдя медсанбаты и тыловые госпитали всех видов, вернулся в Москву инвалидом, имеющим за плечами одну десятилетку. Нет, не только. Помимо средней школы он еще, как и я, ходил в музыкальную (по классу скрипки), и в июне 1941 года поступил в Гнесинское училище… Ему предстояло получить высшее образование, жениться, родить дочку и стать доктором юридических наук, профессором Института международных отношений. Мы познакомились с ним, когда ему было тридцать пять, а за несколько лет до этого он защитил кандидатскую диссертацию.

Виталий, Талик, родился тринадцатым по счету ребенком в семье, где к тому времени в живых остались только три девочки. Согласно домашнему преданию, его отец, узнав о рождении сына, на радостях даже выпил рюмку, впервые в жизни! Израненный Талик, вернувшись с фронта, поступил под опеку одной из старших сестер, Александры Алексеевны, Али, многоопытной медсестры. Она ухаживала за ним, сопровождала в санатории, помогала учиться в МГУ.

Однажды Аля кормила его бутербродами на лужайке возле какого-то подмосковного пансионата для инвалидов. Еще продолжалась война, на территории работали пленные немцы. Один, такой же двадцатилетний, как Талик, только здоровый, с жадностью глянул на хлеб с колбасой, и Виталий попросил сестру поделиться с немцем. Позднее, обсуждая с ней этот эпизод, он говорил:

— А ты можешь себе представить, что это я мог бы быть на его месте, родись я в Германии…

(Эпизод этот воспроизвожу со слов Александры Алексеевны, человека истово верующего, безупречно правдивого и безмерно обожавшего младшего брата.)