Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов

На рубеже 1918 и 1919 годов, видя развал уже не только империи, но и Российской церкви с ее на тот момент только что разогнанным большевиками помпезным, но бесполезным Поместным Собором, Новоселов впервые обратится с «письмом к друзьям», чтобы разъяснить нынешнее церковное положение. «Письма к друзьям» – это название его будущего сборника из двадцати открытых писем, писавшихся с 1922 по 1927 годы. Письмо, о котором мы говорим сейчас, не вошло в этот сборник, но может рассматриваться как предисловие к нему или как «письмо номер ноль». Оно завершается выводом (в котором еще и переводятся с греческого и переосмысливаются топонимы Филадельфийская и Лаодикийская, так что выходит противопоставление христианского «братолюбия» социалистическому «народоправству»):

...

Странно и, пожалуй, страшно сказать, что спасают нашу Церковь, святыню нашего сердца, не Собор, не Высшее Церковное Управление, а сильный социалистический пресс, выжимающий, говоря языком Апокалипсиса, из теперешней умирающей (Апок. 3:1) церкви Сардийской верную (“сохраняющую слово Христово и не отрекающуюся от Имени Христова ” , 3:8) Филадельфийскую и отжимающий на сторону “ теплохладную, нищую, слепую и нагую

” Лаодикийскую (“народоправческую ” – христианско-социалистическую) 3:15,17. Да сохранит нас Господь от сообщения с Лаодикией и да вселит в шатры Филадельфийские (“братолюбивые ”

), немноголюдные, но “ хранящие слово Господне и не отрекающиеся от Имени Его ” (Апок. 3:8).

В начале 1924 года скрывающийся от советской власти Новоселов посвятит теме Филадельфийской церкви целый трактат (10-е «письмо к друзьям»). Это писалось в обстановке нервозности, связанной с колебаниями патриарха Тихона, который слишком поддавался влиянию своего окружения, и, при всей личной симпатии, не вызывал доверия к своей твердости. В 1924 году главным требованием к Тихону со стороны ГПУ было его вступление в общение с обновленческим протопресвитером Владимиром Красницким, недавним палачом Петроградского митрополита Вениамина (главным лжесвидетелем обвинения на его процессе в 1922 году) и очевидного даже не еретика, а безбожника. Власти требовали включения Красницкого в высшие органы церковного управления. В мае 1924 года патриарх Тихон примет это условие под угрозой ареста всех архиереев. Почти случайно митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), оказавшись в нужное время в нужном месте, успеет его переубедить вошедшим в историю контраргументом: «Ваше Святейшество, о нас, архиереях, не думайте. Мы теперь только и годны на тюрьмы…»

Когда лучшие из архиереев старого поставления были «только и годны на тюрьмы», на их место промыслом Божиим были вызваны люди совершенно иной складки, и Новоселов был среди них первым. Когда патриарх Тихон решался внести на евхаристический пир в чертоге небесного Царствия тарелку кала, Новоселов в нескольких «письмах к друзьям» объясняет на святоотеческих примерах, почему, как и когда нужно отделяться от патриарха, и как при этом сохранить церковную организацию. В отличие от Кирилла Казанского, он не мог прямо влиять на Тихона, но зато на паству он влиять мог.

В 1924 году тревога, к счастью, оказалась учебной. Отработанные навыки потребовались чуть позже, после смерти патриарха Тихона (1925) – при разрыве с фактическим главой церковной организации митрополитом Сергием (Страгородским) в 1927–1928 годах. В написанных весной 1928 года «Ответах востязующим» (то есть спрашивающим) Новоселов собирает по нескольку библейских или святоотеческих цитат на каждое стандартное возражение сергиан. Ответ на вопрос XXI «Чего вы ожидаете в будущем?» начинается с цитат из Апокалипсиса (3, 4-10): «…И Ангелу Филадельфийской Церкви напиши: знаю твои дела, ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего. Поелику ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушений, которая приидет на вселенную, чтобы испытать живущих на земле».

Герман