У такой Истинно-православной Церкви уже не оставалось причин воздерживаться от рукоположения новых епископов, так как она перестала чего бы то ни было ожидать от архиереев, оставшихся с Сергием или разбежавшихся по домам. Справедливости ради заметим, что в течение ближайших лет эту принципиальную позицию поддержат очень многие из тех, кто в 1928 году все еще надеялся на переговоры с Сергием. Это не только уже упоминавшиеся ярославские викарии, но, прежде всего, митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) – один из тех старших архиереев, кого так не хватало иосифлянам в 1928 году. К сожалению, он поддержит безоговорочно их позицию лишь тогда, когда сам уже будет не на свободе. Впрочем, и у Сергия не получится сохранить оставшуюся с ним церковную организацию: она тоже будет разгромлена, но чуть позже разгрома легальной организации ИПЦ – не в первой половине 1930-х годов, а во второй. В 1943 году Сергию придется начинать все сначала…
Осенью 1928 года епископы Димитрий и Сергий приступили к тайным рукоположениям. Первым стал епископ Серпуховской Максим, в миру Михаил Александрович Жижиленко (1885–1931), практикующий врач, работавший, в том числе, в Таганской тюрьме и, разумеется, «злоупотреблявший» служебным положением. В послужном его списке была врачебная служба в Красной армии во время гражданской войны (и это уже не разделяло его с рукополагавшим монархистом и «черносотенцем» Сергием Нарвским). Управление довольно большой иосифлянской организацией в Серпухове осуществлялось тайно. В глазах властей это было очевидным контрреволюционным подпольем, ив 1931 году епископ Максим, проходивший по общему большому процессу ИПЦ, был расстрелян.
Последние годы
К концу 1928 года Новоселов завершил то, чем он занят был не один, но что никто бы не смог сделать без него: определил в главных чертах идеологию и структуру Истинно-православной Церкви. Можно было, наконец, со спокойной совестью идти в тюрьму. Обстановка располагала: Новоселов адаптировался к нелегальному положению в условиях относительно вольготного НЭПа, но тут наступил «год великого перелома» – 1929. Контроль над советским населением повысился в небывалой степени. К этому Новоселов адаптироваться не успел. 23 марта 1929 года Новоселова арестовали в Москве вблизи Крестовоздвиженского храма на Воздвиженке, куда он нередко ходил молиться как обычный гражданин. Весной 1929 года ГПУ вело разработку этого главного иосифлянского прихода столицы. Той же весной был арестован настоятель – молодой священник Александр Сидоров, погибший в 1931 году в отделении Соловецкого лагеря в Кеми. Новоселов, однако, еще не жил теми стандартами конспирации, которые станут привычными для советского периода.
Поначалу Новоселову ничего особо не предъявляли, кроме дежурных фраз о руководстве антисоветскими церковниками, перехода на нелегальное положение и издания всяких «циркуляров» (как их назвали чекисты). У чекистов еще не было в распоряжении архива Лосевых, но таких циркуляров они вменили Новоселову около 20. Также одним из главных вещественных доказательств стал машинописный экземпляр «Писем к друзьям». Надо было подержать Новоселова в тюрьме до начала крупных процессов.
В тюрьме поначалу было неплохо. Новоселову разрешали держать в камере богослужебную книгу (минею) и кучу тетрадок с переписанными богослужебными текстами, так что он, видимо, совершал полный круг богослужения. Но при очередном переезде из тюрьмы в тюрьму забрали тетрадки, а потом, кажется, и минею. Условия ухудшались, и не столько из-за собственных уголовных дел Новоселова, сколько из-за общего положения в стране.