Жюль Верн

- Не понимаю! В разговоре со мною не следует употреблять этих... этих... ну, как их!

- Метафор, - подсказал Жюль. Он чувствовал себя именинником. В его размеренную жизнь восемнадцатилетнего юноши властно вошла какая-то веселая неразбериха, нечто не имеющее отношение ни к настоящему, ни к будущему. Он наблюдательно оглядывал Барнаво и спрашивал себя: "Что мне эта Гекуба и что ей я? Старик когда-то придумал невероятную чепуху и до сих пор верит в предсказание мадам Ленорман! Надо же!.."

- Знаю, о чем ты думаешь, мальчик, - прервал его размышления Барнаво. Ты думаешь: а для чего я связался с этим сыном народа? Не думай об этом, мой дорогой! Найди свою систему и действуй! Я верю в тебя, Жюль! Почему, на каком основании? И сам не знаю. Такова всякая вера, способная делать чудеса. Мне всегда требуется в кого-нибудь верить. Я верил в Бонапарта, но он что-то где-то сделал не так. Я верил в Турнэ, но он оказался дураком. Я...-Барнаво махнул рукой и приложился к бокалу с ромом. - Я верил в мой клочок земли, но меня лишили и земли и веры. Длинная история, не хочется рассказывать. И вот я уверовал в тебя, Жюль! В чудесную юность моей родины. А вы, Бенуа, говорите, что я ничего не смыслю в метафоре! И в метафоре, и в гиперболе, и даже в пятистопном ямбе, коли на то пошло! Живи сейчас Гомер, - я бы научил его писать в рифму! Уж я ему...

Барнаво не договорил, голова его отвалилась к спинке стула, рот раскрылся, пышные усы свесились, глаза закрылись. Барнаво захрапел. С помощью Жюля и Бенуа (невелика была, кстати сказать, помощь) бывшего швейцара усадили в коляску и привезли в дом Пьера Верна. Здесь его уложили в комнате, отведенной для гостей. Все в доме спали. На своем столике у окна Жюль нашел письмо от Жанны.

"Я приезжаю в начале мая, - читал Жюль, - и снова уеду в начале июня. Твой глобус окончательно утвержден, и, может быть, мне удастся привезти тебе деньги за твою остроумную выдумку. Один консультант отозвался о твоем глобусе так: "У этого Жюля Верна голова работает превосходно, из него выйдет толк..." Вот, Жюль, те приятные новости, которых ты так хотел от меня. Все идет хорошо. Тебе остается только закончить образование. Я тебя люблю. Если бы ты знал, до чего весело в Париже! Директор "Глобуса". .. Ну, ладно, а то ты опять подумаешь не то, что следует. Не пиши мне на адрес театра, а прямо в дирекцию фирмы "Глобус"..."

Глава восьмая

ОТЪЕЗД

".. .особенные успехи оказал в математике, физике и космографии; весьма похвально учился языку родному и древним, глубокие познания имеет по минералогии, ботанике, астрономии. Педагогический совет аттестует Жюля Верна, как способного занять выдающееся место на избранном им юридическом поприще. Отличительные свойства: легкая усвояемость при большом прилежании, отличная и одухотворенная память, характером добр, но вспыльчив, великодушен и не праздно-мечтателен. Председатель Совета выпускного класса Нантского лицея Эмиль Ленуа..." Пьер Верн свернул в трубку этот драгоценный документ, перевязал синей ленточкой и спрятал в секретный ящик письменного стола. Жюль наблюдал за отцом с умилением и нежностью.

- Я тревожусь, Жюль, - сказал отец, бренча ключами в кармане. - Твоя юность кончилась. Пришла зрелость. Скажи откровенно, как ты себя чувствуешь?

- Чувствую себя превосходно, папа. Думаю о том, что, к сожалению, синяя ленточка еще настигнет меня...

- Я не очень-то быстр на соображение, Жюль. Что ты хочешь сказать?

- Я хочу сказать, что мне предстоит вручить тебе документ об окончании высшего учебного заведения, который ты также перевяжешь синей ленточкой.

- Да, конечно, - оживился Пьер Верн. - Я доволен тобой, Жюль. Что слышно о Барнаво?

- Он уехал к себе в Пиренеи, чтобы окончательно распродать свое имущество и следовать за мною в Париж.

- Да? Гм... Забавный человек... Он сочинил гадалку Ленорман, которой я чуть было не отправил письмо. Совпали фамилии. Потрясающей выдумки человек этот Барнаво. В нем погиб художник, и потому он...

- Хочет художественно жить, - перебил Жюль. - Это ему удается, и даже хорошо.

- Мне очень не хочется, чтобы и ты жил столь художественно, как твой Барнаво. Никогда не превращай жизнь свою в роман, мой друг! Романы хороши для чтения. Еще один вопрос: насколько я понимаю, ты намерен жениться...

- Что ты, папа! Даю слово, что я и не думаю об этом! Откуда ты это взял?

- Так. Взял. Существует Жанна. Ее письма к тебе. Твои письма к ней. Задумчивость, печаль, исхудание, чтение всякой чепухи...

- Я люблю читать, ты это знаешь, папа. Я немножко люблю Жанну, - что поделать... Но Жанна увлеклась директором фирмы "Глобус". Прямо об этом она ничего не пишет, но...

- В таком случае постарайся забыть ее, мой дорогой! Сердце у нас одно, бессердечных девушек тысячи.

- Хорошо сказано, папа!

- Недурно. Это слова Барнаво, я повторяю их, и только. Будешь писать ему - передай от меня привет и глубокое мое уважение. Я никогда не думал, что барон Мюнхгаузен может оказаться таким симпатичным и даже правдивым человеком. Иди, Жюль, я не задерживаю тебя.