Воздушный шар Жюля Верна летел над Центральной Африкой, которая еще не была исследована. Она исследовалась и тщательно изучалась здесь, в Париже, за письменным столом трудолюбивого, взыскательного художника, создававшего новый жанр в литературе. "Теперь или никогда", - говорил себе Жюль в короткие минуты отдыха, настаивая на том, чтобы Онорина всем приходящим к нему сообщала, что муж ее болен. Никого не принимать, даже Барнаво и Аристида.
-Барнаво привел врача, - сказала как-то Онорина. - Они сидят и ждут, когда ты позовешь их к себе.
- Барнаво пришел с двумя врачами, - сказала Онорина на следующий день. - Выйди к ним, покажись, поговори!
- Что-то случилось с моим воздушным шаром, - пожаловался Жюль жене. Может быть, ты позовешь Надара? Как, уехал? Куда уехал? Врачей гони!
- Пришел твой кузен Анри, - сказала Онорина вечером того же дня. - Его ты, конечно, примешь.
- Анри математик, он мне не нужен. Поцелуй его за меня и извинись, дорогая...
- Мишель хочет видеть тебя, - прибегала Онорина к самому крайнему средству. - Он спрашивает, где папа, что с ним...
- Давай Мишеля, скорей, скорей! Здравствуй, сын! Поцелуй меня сюда. И сюда. Теперь сюда. Спасибо. Я пишу для тебя книгу. Да, с картинками. Страшно веселую; ух, какая это будет книга! Скорее учись читать, Мишель. Онорина! Возьми Мишеля!
-Еще страница... Еще полстраницы... Заключительная фраза, и - точка. Жюль отложил перо, потянулся так, что хрустнули суставы, закрыл глаза. Какое счастье - закончить работу! Ни с чем не сравнимое счастье знать, что твой труд будет известен сотням, тысячам, сотням тысяч людей, а возможно, и миллионам. "Миллионам", - вслух произнес Жюль и подошел к окну.
Небо над крышами невысоких домов было ясно и чисто. Но вот с востока пришла туча, она остановилась прямо перед Жюлем, и ветер стал трепать ее, комкая очертания и форму. Прошло несколько минут, и от тучи осталось облако, странно похожее на Африку - ту Африку, что лежит на карте.
- Африка! - воскликнул Жюль и настежь растворил окно. - Африка! крикнул он, протягивая руку к облаку, уже менявшему свои очертания, уже таявшему в бледно-голубом небе. - Африка, моя Африка! - еще раз сказал Жюль и в изнеможении, в состоянии блаженного забытья и счастья опустился на диван...
На следующий день Жюль пошел к Этцелю. Издатель поставил перед Жюлем столик с винами и закусками и сказал:
- Я буду читать, а вы поскучайте, мой друг, за мадерой! Хорошая, старая мадера! Я не задержу вас, я умею читать быстро!
Жюль сидел ровно пять часов. Этцель, наконец, прочел последнюю страницу, молча протянул Жюлю руку и сказал только одно слово:
- Поздравляю!
Затем он налил себе вина, чокнулся с Жюлем, обнял его и сказал:
- Вы будете представлять мне ежегодно по два романа, только мне и никому другому. Я приглашу лучших художников - Риу, Невиля, вас будут иллюстрировать Беннет, Фефа. Эти люди хорошо знают географию, интересуются техникой, любят и понимают природу. Мы завоюем мир, Жюль Верн!
- У меня кружится голова, не надо, - сказал Жюль. - Будем мечтать в наших книгах, в жизни останемся трезвыми людьми.
- Будем мечтать и в жизни, - поправил, улыбаясь, Этцель.
- Да, конечно. - Жюль закрыл руками лицо. - Это я от большого волнения! От очень большого чувства, которому нет названия!
- Хотите быть знаменитым и богатым? - спросил Этцель, отдавая распоряжение секретарю заготовить текст договора. - Хотите? Будете! торжественно проговорил Этцель. - Вы взбираетесь на золотую гору, сударь!
- А потому оба и дышим так тяжело, - вставил Жюль, подписывая договор. Этцель обратил внимание на то, что рука Жюля дрожит. - Событие исторической важности, - сказал Жюль, откладывая перо. - Сегодня я заново родился, вы моя повивальная бабка... А это что? - спросил он, когда Этцель протянул ему узкую длинную бумажку бледно-зеленого цвета с красной чертой по диагонали.
- Это чек, по нему вы получите пока что три тысячи франков. А пока пью за процветание Жюля Верна! - Эт-Цель поднял бокал.
- Пью за процветание вашего издательства, за ваши книги! - сказал Жюль.
- За наш увлекательный подъем в гору! - провозгласил Этцель, наливая новый бокал.
- Я пьян, - пробормотал Жюль. - И от вина также...