Жюль Верн

- Пожалуйста, - хвастливо произнес Надар. Он принялся мудрить, вертеть и проклинать какие-то клапаны. Жюль тем временем наблюдал за тем, как шар медленно, но неуклонно и верно тянуло к земле. Минут пять назад только в трубу можно было видеть человека, чинившего мост через какую-то речушку, а вот сейчас человек этот виден и без помощи трубы: он оставил работу, поднял голову и смотрит на воздушный шар и его эволюции. Спустя еще пять минут шар стремительно полетел вниз. Надар встревожился.

- А я совсем забыл о духовном завещании, - сказал Жюль. - Знаете что, Надар,- когда ваша тележка спустится еще пониже, я прыгну на землю. Как жаль, что я не взял свой дождевой зонт! Вам это не приходило в голову, мой друг?

Надар ничего не ответил. Он был бледен. Встревожился и Жюль. Париж остался справа. Воздушный шар летел параллельно земле на высоте не выше сорока метров. Взрослые и мальчишки бежали за ним, размахивая руками.

-Что я скажу Барнаво, когда он спросит меня про потолок! - воскликнул Жюль. - Послушайте, Надар, ваша подзорная труба полетела вниз!

- Черт с нею, подумаем о себе, - отрывисто произнес Надар. - Держитесь! Сейчас я попробую зацепиться за деревья. У нас есть все возможности обнять наших близких. Видите рощу? Я держу на нее. Согните ноги в коленях! Крепче держитесь за борт! Подайтесь вперед!

Немедленно после этой команды Жюль почувствовал сильный толчок в грудь, затем корзина завертелась, подобно карусели, и плавно опустилась. Жюлю казалось, что глаза его вылезают из орбит. В ушах звенело.

- Поздравляю с благополучным прибытием, - иронически проговорил Надар, вылезая из корзины. - Где мы? - спросил он у кого-то из толпы, окружившей аэронавтов.

- Фонтенбло! - ответили Надару. - Скажите, пожалуйста, а вы полетите еще раз?

Через четыре часа Жюль в наемном экипаже прибыл домой. Ни Барнаво, ни дам еще не было, они возвратились с прогулки в семь вечера. Онорина сообщила о страшной катастрофе с каким-то воздушным шаром.

- Я боюсь, не с Надаром ли несчастье... - сказала она мужу.

-Нет, это не с Надаром, - уверенно произнес Барнаво, оглядывая Жюля с головы до ног. - Это с кем-то другим... И, насколько мне известно, Надар в полном здравии.

- Относительно потолка ничем не могу тебя утешить, - сказал на следующий день Жюль Барнаво. - Не могу утешить в том смысле, что у меня не было возможности постучать в этот потолок...

И откровенно признался жене и Барнаво в своей "воздушной проделке". И в тот же день приступил к работе, намереваясь написать историю воздухоплавания. Для подобной книги материала было в изобилии, - от Икара до полетов друга Жюля Верна. Длинный список необходимых пособий Жюль получил в Национальной библиотеке. Снабжал материалом и Надар, - ему посвящалась начатая Жюлем история воздухоплавания. Обещал свою помощь Корманвиль (он на два года уезжал в Россию: крупное техническое объединение и вместе с ним судостроительный завод командировали его в Петербург).

В мае 1862 года Жюль поставил точку на последней, сто семьдесят шестой странице. В каждой странице сорок две строки.

Получилась солидная рукопись.

- Исполни мою просьбу, - обратился Жюль к жене. - Сядь вот сюда, я сяду здесь. Я буду читать, ты слушай. Понравится - скажи. Не понравится - не молчи.

- Мне не нравится твой вид, - сказала жена. - Ты опять похудел, оброс бородой. Неужели ты всерьез решил носить бороду?

- Мне тридцать четыре года, - ответил Жюль. - У меня две дочери и сын. Борода - это солидность, борода, как где-то сказал Бальзак, - это свидетельство длительного прощания с прошлым, а прошлое мое - всего лишь минувшее, в нем мало действия и совсем ничего по части воспоминаний. Вот эта рукопись... - Он прикрыл рукою страницы своей истории воздухоплавания, представляет собою претензию мою на то, чтобы получить право на имя Жюля Верна, французского писателя. Слушай.

Он читал три часа и пятьдесят минут. Онорина слушала внимательно первые шестьдесят минут, потом задремала. Она очнулась, когда муж дочитывал шестую главу. Онорина улыбнулась и громко произнесла: "Мой бог!" - желая этим показать всю свою заинтересованность. Ее муж читал с увлечением непомерным, отчего самые скучные страницы становились оживленными, подобно тому, как серая, безрадостная равнина вдруг преображается, когда солнечный луч коснется ее ничем не радующей поверхности. Кое-что, очень немногое, Онорине понравилось, но вся история (Жюль осмелился прочесть всю) показалась сырой, недоработанной, скучной, лишенной блеска и жизни.

Жюль читал заключительные фразы.

"Такова история завоевания воздуха человеком, гением его ума, силы и воображения. Пожелаем же себе самим еще большей веры в то, что только разум и знания завоюют природу, превратят ее в послушное дитя, счастливое и благодарное потому, что ее горячо любят и только поэтому требуют от нее так много, вплоть до открытия самых сокровенных тайн..."

- Устал! Воображаю, как устала ты! Ну, слушаю твою критику...

- Правду, Жюль?

Он вскочил с дивана. Он уже понял, какова будет критика.