Едва посланник вышел, г-жа де… спрятала серьги к себе за корсаж и швырнула в огонь большой изразцовой печи футляр, на котором значилось имя южноамериканского ювелира. Затем она поднялась к себе, распахнула один из шкафов в своей гардеробной, внимательно осмотрела груды вечерних перчаток и засунула серьги в перчатку из той пары, которую давно не носила, потому что она ей надоела. Вскоре после этого она занялась своим туалетом: трижды меняла прическу, долго выбирала платье и потратила на все это так много времени, что г-н де…, устав мерить шагами гостиную, подошел к дверям ее комнаты и постучал.
— Не нервничайте, я уже готова, — отозвалась она. — Вот и я.
Горничная одной рукой протянула ей сумочку из золотых колечек, а другой — пару перчаток. Сострив недовольную гримаску, г-жа де… оттолкнула руку с перчатками и сказала:
— Нет-нет, только не эти! Эти я не надену, они ужасно унылые!
— Ну какое это имеет значение? — не выдержал г-н де….. — Мы и так опаздываем, а вы выглядите прекрасно. В любом случае вы будете красивее всех, неужели вам этого мало? Идемте же!
Не слушая его, она устремилась к гардеробной. Г-н де… вышел из себя, поспешил за ней, схватил за руку и потащил за собой.
— Пожалуйста, не тяните меня, — вырываясь, проговорила она и быстро вынула из шкафа целую груду перчаток, из середины которой выкатились серьги. — О, мои сердечки! — закричала она. — Мои сережки! Вот радость! Вот удача! Невероятно! Но теперь я все поняла. Я все вспомнила. Год назад я, как сегодня, собиралась на бал и пришла сюда, чтобы самой выбрать перчатки. Вы меня торопили, и в спешке я оставила серьги среди перчаток, которые давно не ношу.
Горничная подобрала серьги с пола и молча переводила взгляд с г-на на г-жу де….
— Дайте-ка их сюда, — обратился к горничной г-н де… и сейчас же сунул серьги себе в карман.
— Что вы делаете? — спросила его г-жа де….
— Прячу серьги, которые вы не можете носить, — ответил он. — А теперь идемте.
Уже спускаясь в вестибюль, она все еще продолжала настойчиво повторять:
— Верните же мне серьги! И почему я не могу их носить?
— У вас свои тайны, у меня — свои, — отрезал он.
Она умолкла, не смея задавать новых вопросов. Они сели в карету и поехали на обед, за всю дорогу не обмолвившись ни словом.
Взгляд, обращенный посланником к г-же де…, не укрылся от внимания г-на де…, хотя он вовсе не собирался следить за ними, и лишь подтвердил справедливость догадки, озарившей его, пока они ехали в карете. Он вспомнил, что посланник прибыл к ним из того самого южноамериканского города, где с той поры жила его бывшая любовница. За последние месяцы он получил от нее множество писем с просьбой прислать денег и нашел вполне естественным, что она продала дорогое украшение. Не обнаружил он ничего удивительного и в том, что посланник эти серьги купил.
По характеру совсем не склонный к влюбленной дружбе, он вполне допускал подобную склонность в других и понимал, что у любой женщины могут быть свои маленькие секреты и мелкие обиды, невинные ошибки и сожаления, которыми она охотнее поделится с другом, нежели с мужем. «По прошествии определенного времени супруги внушают друг другу робость», — любил повторять он. Влюбленная дружба, установившаяся между посланником и г-жой де…, принадлежала к разряду чувств, способных даже у самого подозрительного мужа вызвать лишь снисхождение, и г-н де… не углядел ничего странного в том, что его жена посвятила посланника в подробности затеи, лишившей ее любимого украшения. Он не имел ничего против этого — она ни в чем не провинилась перед ним и, в любом случае, не могла знать заранее, что человек, которому она доверила свою тайну, окажется обладателем этого украшения. «Самое поразительное в случайности — то, что она выглядит естественно, — часто говаривал он. — Остается только руками развести».
Он привык смотреть на вещи трезво, а его отношение к жизни исключало всякую возможность ощутить себя оскорбленным. Он хорошо понимал разницу между дружеским жестом и дерзостью и решил, что посланник, далекий от мысли преподнести его жене подарок, которого она не могла принять, стремился лишь помочь ей исправить последствия лжи, в глазах мужа выглядевшей слишком неубедительно. Он легко представил себе все подробности этого маленького заговора и вообразил, как удивилась его жена, снова увидев серьги, которые считала навсегда для себя потерянными. Вместе с тем его понятия о чести не позволяли ему разрешить жене принимать такие дорогие подарки от кого бы то ни было, кроме него самого, и вскоре после обеда он отозвал посланника в сторонку и увлек его за собой в маленькую гостиную.