Живу как хочу. Принять прошлое и обрести себя в настоящем

Мыслить я научилась на русском, чувствовать — на немецком. Такая вот особенность моей биографии. Так вот, первый раз Verachtung (презрение) я испытала в 30 лет. Причем я не отрицаю, что уже испытывала это чувство, но не знала его названия. И самое интересное, что меня это тогда повергло в ступор: как я могу презирать?

Я — и презирать? Нет. Не может быть.

Презрение для меня было конечной станцией. Депо. Всё. Дальше уже ничего.

Я помню те слезы. И ту ярость. И тот гнев на себя. Я не разрешала себе этого чувства по отношению к другим. С моим психотерапевтом мы тогда выяснили, что я презираю себя, — так себе осознание, но с ним было легче жить. Потому что тогда моя модель была «делать за свой счет, позволять другим делать что-то за мой счет».

Что после этого может родиться? Ничего. Презрение к себе — это начало разбора своей биографии: за что? В результате чего? Зачем я презираю себя? И последнее — кого в себе я презираю?

Принятие. Цельность. Новая идентичность. Самоценность. Интеграция своего опыта. Обретение себя. Это были цели тогда.

Я научилась презирать других. Это было в тридцать, как я уже сказала. Ситуация в моей жизни, которая перевернула многое. И освободила.

Сейчас у меня есть только нежность и благодарность к тому человеку, которого я тогда презирала. Я знаю, что значила в его судьбе и какую важную роль сыграл он в моей жизни. Это сейчас. Тогда меня рвало на куски, которые никак не складывались ни в какую картинку.

Презрение к собственному ребенку — табу. Я всегда была революционером, и я всегда рву табу, всегда. Многие боятся чувства презрения. Многие связывают это с личным провалом как родителя. С чувством стыда. С признанием собственной несостоятельности.

Дети не любят нас, потому что они еще не знают разницы между привязанностью, зависимостью, нуждой и искренним чувством. Дети используют нас, и мы позволяем им это делать. Часто за презрением к детям стоит презрение к себе, потому что это мы позволяем так с собой обращаться. Это мы поступаемся своими принципами. Не потому, что дети зависят от нас, а потому, что в тот момент, когда ребенок приходит в этот мир, мы зависим от него, от того, кто сам еще не понимает ничего в жизни. Но вся наша жизнь, город, в котором мы живем, экология, наличие инфраструктуры и наш доход — это прямая корреляция с тем, что у нас есть ребенок.

Признать это — мастерство короля. Это всегда эмоционально сложно — признать, что вы жили бы иначе, не будь у вас ребенка.

Но есть дети-тираны, они всегда дают нам пищу для размышлений. Наши дети — наш вызов. Оттачивать свое мастерство в выстраивании близости и дистанции на том уровне, о котором я сейчас говорю, возможно только при наличии собственных детей. Никакая другая ситуация в жизни не столкнет вас так с вами самими.

Ребенок-тиран — это лишь метафора. Мы сами даем своим детям власть. Очень много власти над нами.

Зачем мы даем им эту власть? Для того, чтобы легализовать разрыв ментальной пуповины: как принять свое отделение от роли матери или отца, так и подарить свободу ребенку выйти из роли дочери/сына в роль женщины/мужчины.

Вы хотите, чтобы дети вас любили, — принимайте вызов. Вас будет хотя бы за что уважать. Любовь — уже следующая ступень, и до нее не все из нас дойдут.

Безусловная любовь

В юности я очень верила в концепт безусловной любви. Причем в научной литературе всегда очень четко говорилось про материнскую безусловную любовь, и это подтверждали авторитетные источники (в моем детстве это были родители). Но при этом ни слова не упоминалось про отцовскую. Вот ее-то как будто надо было еще заслужить.

Со временем, чем больше я погружалась в работу психотерапевта, личную терапию и материнство, годам к тридцати, у меня появилась твердая уверенность, что происходит подмена понятий.

Материнский инстинкт заменяют словами «безусловная любовь», как будто задача матери дать безопасность тождественна задаче любить. Сразу скажу: задача отца — дать защиту. И защищает отец хотя бы из принципа — «это мой ребенок».

Но ведь мой — это уже условие.

По мере узнавания материнства и темы родительства в целом у меня оставалось все меньше ответов на вопрос, как научиться любить себя безусловно, если любовь родителей насквозь пропитана условностями? Почему никто не говорит о том, что собственные дети могут раздражать, бесить, выводить из себя, что от них хочется уйти, даже сбежать, — наконец, их хочется послать? Они ранят, бьют туда, где больно, и ведут холодную войну. «Какой была бы моя жизнь без детей?» — почему так табуирована в нашем обществе эта тема?

Тут же дают о себе знать все суеверия, теория бумеранга, проклятия, сглаз и магическое мышление.

Почему не говорят правду?

Почему никто не говорит, что не все родители любят не просто так. Что у многих в голове несколько страниц мелким шрифтом с условиями, каким ты обязан быть, чтобы стать достойным любви, не потерять ее и не оказаться изгнанным из клана?