Живые тени ваянг

– Как можно в чужом государстве не думать о своей репутации? – князь Константин Тугодумов подошел к Петру Великому так близко, как будто перед ним – простой урядник Преображенского полка.

– Одумайся, государь, не ставь и нас на посмешище, – вступил в разговор вельможа Николай Сабляков.

– Какое еще посмешище? – грозно насупил брови Петр Великий. – Вы у меня – посмешище, не можете ни субсидии найти, ни поручиться поддержкой Голландии против турок… И сколько же вы наняли людей голландских работать на Руси? Молчите?

И он отдал приказ страже:

– Заковать их в кандалы и под арест в цухтхауз![159] А завтра отрублю им головы!

Вскоре прибежал кто-то от Николаса Витсена:

– Опомнись, царь Всея Руси, здесь – территория Голландии, и потому действуют голландские законы. Здесь нельзя казнить за подобные провинности, да и вообще нельзя казнить отрубанием головы. Николас Витсен, как губернатор Амстердама, очень просил смилостивиться и отпустить ваших людей с миром…

Петр Великий был непреклонен:

– С каким миром, если они супротив меня, а значит, супротив Всея Руси… Ладно, пусть посидят в цухтхаузе до утра, а завтра и порешаю, что с ними делать дальше.

С утра пораньше он обратился к Николасу Витсену:

– Хочу сам посмотреть ваш цухтхауз. Проводите меня к арестантам.

За ним прислали экипаж.

В цухтхаузе Петр Великий с интересом рассматривал помещения для охраны и коридоры, и даже просил, чтобы открыли несколько камер. При этом он высказывал знаки одобрения, видимо, его вполне устраивали созданные для заключенных условия. Когда же они вошли в помещение, отведенное для русских арестантов, удивился несказанно:

– Я думал, они на гнилой соломе время коротают, а тут, как для бояр – отдельные палати с постелью…

Заключенные сидели на стульях за столом и уплетали завтрак за обе щеки – видимо, совсем неплохой была эта еда.

– В наших тюрьмах очень гуманные законы, – заметил сопровождавший русского царя помощник Николаса Витсена, – мы не просто наказываем преступников, а даем им возможность исправиться… Поэтому условия содержания сносные. А еще им позволено работать: кто покрепче – пилят бразильское цветное дерево, его наши корабли доставляют, а другие – делают бархатные ткани… За такую работу мы даже платим… Конечно, не так много…

– Не видел еще таких тюрем, поэтому и удивлен.

– Мы впервые в Европе, а может, и в мире – создали цухтхауз еще сто лет назад. А за это время многое в нем улучшили и гордимся этим. У англичан до сих пор в общих камерах содержатся и мужчины, и женщины, и дети, спят на соломе, а едят хлеб с водой. Так же и во Франции, в Бастилии. А у нас для женщин есть отдельный цухтхауз, и там такие же порядки. Думаем даже о том, что заключенных нужно разделить на группы по их нравственным качествам…

– Ну как вам тут отдыхается? – обратился Петр Великий к арестантам. – Понравилось? Или на воле лучше? А? Что скажешь, Тугодумов? Или ты – Сопляков?

– Я, вообще-то, Сабляков, – послышался несмелый голос вельможи.

– Ничего, был Сабляковым – станешь Сопляковым… Раз царь оговорился…

Довольный своей остротой, он перевел разговор на прежнюю тему:

– У вас тут лакены[160] не из шелковых дамасков, да с вензелями арестантов? Или просто с брабантскими кружевами? Я вот тоже хочу пригласить в Московию фламандских мастериц, чтобы они обучили наших девок плести такие кружева. А кровати, смотрю, тоже хорошие… Правда, не сравнить их с той, которую мой отец, Алексей Михайлович, приобрел у немца Ивана Фансведена. Бывают и такие дорогие кровати – даже боярину надо четыре года работать и хлеба не есть, чтобы купить такую. Сам я и на медвежьей шкуре могу спать, так что хорошо, что не видел эту кровать, ее Алексей Михайлович еще до моего рождения подарил персидскому шаху…

– Иван Фансведен, – вставил свою реплику помощник Николаса Витсена, – известный мастер. Нет ему равных в фигурной резьбе по дереву, да по золотой и серебряной отделке фигур… Это имя очень известным было… лет тридцать назад. А сейчас его ученики работают…

– А это что за книга лежит на столе? – спросил Петр Великий своего спутника.

– Это Библия. В цухтхаузе есть священник. И грамоте тоже обучаем: письму, математике…

– Так в такой цухтхауз люди будут добровольно приходить, – заметил русский царь.

– И приходят – бюргеры довольны тем, что могут отдать своих непослушных сынков на перевоспитание. И даже платят за это…

– Нет, не подойдет для моих преступников такое наказание, – покачал головой Петр Великий. – Как же так: и голову им отрубить нельзя, и сгноить в арестантской невозможно… Слишком гуманные у вас законы.

Потом он немного подумал и, видимо, вспомнил ту старушку, которая встречала невернувшийся корабль из Батавии.

– Ладно, из-под стражи отпустить и послать на кораблях, да не вместе, а по отдельности, одного – в Батавию, другого – в Суринам[161]. Пусть поучатся терпению у матросов…

Потом он обратился к князю Тугодумову: