Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

Долгое время надежды людей на роботов были выражением неисчерпаемого технологического оптимизма, веры в то, что наука движется в правильном направлении, даже если все остальное – нет. В сложном мире то, что нам могут обещать роботы, всегда казалось чем-то вроде помощи в трудной ситуации. Роботы спасают людей в зонах военных действий; они могут функционировать в космосе и в море – в сущности, везде, где людям может грозить опасность. Роботы проводят медицинские процедуры, с которыми люди не могут справиться; они внесли поистине революционные изменения в дизайн и производство.

И все же они дают нам надежду на большее: не только на помощь в трудной ситуации, но и на простое избавление. Что значит простое избавление? Это надежда, что роботы будут нашими компаньонами. Что забота о нас станет их работой. Что их общество и беседа с ними принесут нам утешение. Это остановка в нашем “путешествии забывания”.

О чем мы забываем, беседуя с машинами? Мы забываем, что такого особенного в том, чтобы быть людьми. Мы забываем, что значит вести подлинную беседу. Машины запрограммированы на то, чтобы поддерживать беседу так, “как будто” они понимают, о чем идет речь. Следовательно, когда мы говорим с ними, мы и сами оказываемся низведены до этого “как будто”.

Простое избавление

Десятилетиями я слышала, как крепнут надежды на то, что роботы станут нашими компаньонами, хотя у большинства людей даже нет опыта общения с полноценным роботом-компаньоном: в основном люди общаются с кем-то вроде Siri,

цифровой помощницы Apple, беседа с которой, как правило, сводится к фразам “найти ресторан” или “найти друга”.

Тем не менее, всего лишь попросив Siri “найти друга”, люди вскоре начинают мечтать о том, чтобы найти друга в Siri. Я часто слышу, что люди с нетерпением ждут того времени (а оно должно наступить достаточно скоро), когда Siri или кто-то из ее ближайших кузенов или кузин станет для них кем-то вроде лучшего друга, а в чем-то даже и лучше: с ним всегда можно поговорить, он никогда не сердится, его невозможно разочаровать.

И действительно, в первой телевизионной рекламной кампании Apple

, где появилась Siri, “ее” представляли не как функцию, не как удобный способ получить информацию, а как компаньона. В рекламе снялась группа кинозвезд – Зоуи Дешанель, Сэмюэл Л. Джексон, Джон Малкович, – относившихся к Siri как к своей задушевной подруге. К примеру, Дешанель в роли легкомысленной инженю говорит о погоде и о том, как ей не хочется надевать туфли или прибираться в доме в дождливый день. Она просто хочет танцевать и лакомиться томатным супом. В свою очередь Siri исполняет роль лучшей подруги, способной понять героиню Дешанель. Джексон ведет с Siri беседу, пронизанную пикантными намеками на страстное свидание: в ожидании своей дамы он колдует на кухне над гаспачо и ризотто. Ему нравится шутить со своей закадычной подругой Siri

насчет плана соблазнения. Малкович, восседающий в глубоком кожаном кресле в комнате с тяжелыми портьерами и лепниной на стенах – возможно, где-то в Париже или Барселоне, – всерьез обсуждает с Siri смысл жизни. Ему нравится, что у Siri есть чувство юмора.

Во всех этих ситуациях нас приучают вести беседы с машинами, которые способны приблизительно пошутить, но совершенно не понимают, о чем именно мы говорим; во всех этих беседах вся работа ложится на наши плечи, но мы нисколько не возражаем против этого.

Я была приглашена на радиопередачу, посвященную Siri, где присутствовала группа специалистов – инженеров и социологов. Вскоре участники передачи стали обсуждать, почему людям нравится беседовать с Siri

; отчасти этот общий феномен объясняется тем, что люди не испытывают скованности, обращаясь к машине. Им нравится ощущать, что их никто не судит. Один из гостей передачи – социолог – предположил, что весьма скоро тюнингованная и отчасти приглаженная версия Siri смогла бы выступать в качестве психиатра.

Кажется, этого социолога не смутило, что в роли психиатра Siri принялась бы консультировать людей по поводу их жизни, хотя собственной жизни у нее нет. По словам социолога, если Siri может вести себя, как психиатр, значит, она может быть психиатром. Если никого не смущает, что “как будто” и реальность – не одно и то же, значит, пусть машина займет место человека. В этом и есть прагматизм роботизированного момента.

Однако с концепциями робота-друга или терапевта (о, это простое избавление, даруемое нам роботизированным моментом!) все обстоит далеко не так просто.

Хотя машины запрограммированы, чтобы подражать множеству действий, и общаются с нами так, как будто им есть до нас дело, на самом деле они понятия не имеют о том, что такое дуга человеческой жизни. Когда мы говорим с ними о таких человеческих проблемах, как любовь и утрата, или об удовольствии есть томатный суп и танцевать босиком в дождливый день, они могут только имитировать эмпатию и контакт.