Во-вторых, родителям не стоит рассуждать о своей привязанности к телефонам, используя простые метафоры зависимости или, как это чаще бывает, полушутливое упоминание “частичной зависимости” – как, например, во фразе “Я отчасти зависима от своего телефона и ничего не могу с этим поделать”. Все дело в том, что все мы уязвимы перед соблазном эмоционального удовлетворения, предлагаемого нам телефонами, – мы ведь и вправду получаем нейрохимическую стимуляцию, постоянно взаимодействуя с цифровыми устройствами.
Когда мы осознаем возможности (аффордансы) высоких технологий – то есть вещи, которые становятся простыми или привлекательными благодаря технологиям, – то сможем взглянуть на нашу уязвимость трезвым взглядом. Если человек испытывает “зависимость от телефонов”, это не его личная слабость, а всего лишь предсказуемая реакция на отлично продуманный дизайн. Глядя на вещи сквозь такую призму, мы сразу же пройдем половину пути в направлении новых решений и назревших изменений.
В своей семье мы можем брать на себя ответственность за использование техники в той же степени, в какой несем ответственность за пищу, которую едим: несмотря на рекламу и пропаганду биохимической мощи сахара, мы понимаем, что именно здоровая пища в разумных количествах наиболее полезна для наших семей. И со временем нам удалось добиться от представителей пищевой индустрии, чтобы они изменили свой ассортимент. В настоящее время приложения на наших телефонах устроены таким образом, чтобы покрепче привязать нас к телефонам. Разработчики приложений зарабатывают на нашем внимании, а вовсе не на том, насколько хорошо технологии помогают нам в жизни, которую мы избрали.
В семье Колина все трое детей избрали себе занятия, не на шутку удивившие родителей. Их определили в частные подготовительные школы в Новой Англии в надежде, что в будущем они отдадут предпочтение традиционным профессиям, однако третьекурсник Колин хочет стать музыкантом, а его старший брат работает инструктором на горнолыжном курорте Вейл. Родители хотели бы время от времени устраивать совместные поездки с младшими членами семьи, но только дочь (программист одной из нью-йоркских технологических компаний) в состоянии подгонять свое расписание под семейные сборы. По словам Колина, когда в его семье случаются конфликты (как правило, вызванные тем, что дети не оправдывают родительских ожиданий), “мы спорим друг с другом в
Колин не может найти ответ. В его семье стремятся урегулировать конфликт, предварительно охладив его в сети. Молодой человек полагает, что как семья они теперь более “продуктивны”. Но что представляет собой “продукт” семьи? Должна ли успешная семья производить детей, чувствующих себя комфортно наедине с “горячими” эмоциями?
Марго, мать двоих детей (ей за сорок), использует СМС-переписку и мессенджеры для сложных семейных бесед. Подобно семейству Колина, Марго считает этот способ коммуникации предпочтительнее всех остальных. Она начала практиковать такое общение после незадавшейся личной беседы с сыном – старшеклассником Тоби. Расстроенный сын сообщил родителям, что хочет с ними поговорить, но при одном условии: ему необходимо высказаться так, чтобы его не прерывали. Он хотел донести свой месседж до родителей и быть “услышанным” – в личной беседе. Мысль мальчика заключалась в следующем: для него важно, чтобы родители понимали, что он изо всех сил старается хорошо учиться в школе, хоть ему и не всегда удается соответствовать ожиданиям родителей.
Этот разговор происходил на кухне. Отец Тоби нарушил правила, установленные сыном. Вместо того чтобы молча выслушать Тоби, отец позволил себе прокомментировать его речь, и в результате сын пулей вылетел из кухни и заперся у себя в комнате. Оттуда он вступил в яростную переписку с обоими родителями, бомбардируя их гневными посланиями. Отец Тоби не захотел отвечать сыну, а Марго решила откликнуться. В ответ Тоби послал еще несколько сообщений, утверждая, что не будет читать послания матери, но Марго проявила настойчивость. “Я неоднократно копировала и дублировала одни и те же послания, пока сын не начал их читать”.