Жизнь адмирала Нахимова

Осман-паша недоверчиво косится. Старому турку трудно представить себе, что к грекам можно относиться хорошо. Они – причина бед турецких феодалов с начала века. И турецкий адмирал рад, Корнилов переходит к другой теме. Да, действительно, турки собирались высадить на Кавказском побережье большой десант. Пароходы Слейда делали с этой целью рекогносцировку и щедро снабдили горцев порохом и свинцом. Но бой с "Флорой" помешал выполнить эту задачу до конца, а потом эскадра оказалась блокированной, не дождавшись подкрепления.

– Упорство и решимость господина Нахимова были так велики! – Осман-паша почтительно наклоняет голову в сторону Павла Степановича, и Нахимов чувствует себя вынужденным сказать что-либо ласковое побеждённому.

– Надеюсь, у вас есть всё необходимое? И вы довольны врачебным уходом?

Осман-паша опять привстаёт.

– Ваше превосходительство очень любезны. Я в раю после моих бедствий. Я пролежал ночь в луже воды почти без памяти. Наши негодяи украли мою шубу и сундук. Ваш офицер, взяв меня в плен, дал мне своё пальто. Я видел, что ваши люди так же отнеслись к матросам, разделяющим мою несчастную судьбу.

– Да, – охотно подтверждает Нахимов, – наш народ добр и отходчив. А бой был короток.

Он не заканчивает своей старой мысли, что лучше русского человека не злить, и неясно бормочет извинения: служба требует его присутствия на другом корабле.

– Вы и врага завоевали, – шутит Корнилов, возвращаясь на пароход "Одесса".

– То есть как это? – изумляется Нахимов, выведенный из задумчивости.

– Да Осман-паша, ясно, влюбился в вас.

– Что толку? Победою нашей вырыта большая пропасть, для большой войны кровь пролилась, – негромко, серьёзно говорит Павел Степанович и машет рукой, обрывая себя.

22 ноября при тихом ветре эскадра возвращается в Севастополь. Пароходы буксируют изрешеченные ядрами корабли, Толпы севастопольцев собираются на берегу, приветственно машут шапками и платками. Корабли севастопольского отряда расцвечиваются флагами, салютуют победителям.

Но когда к "Константину" пристаёт гичка Меншикова, он, затянутый в генерал-адъютантский мундир, ещё у борта резко обращается к Нахимову:

– Почему нет карантинного флага? Немедленно поднять.

Скромность Павла Степановича велика, и признания, Меншикова ему не нужно, но не чересчур ли велико новое оскорбление?

Нахимов отступает на шаг и молча глядит на князя. Этот взгляд говорит: "Я не ослышался? Точно, вы так приветствуете эскадру, уничтожившую неприятельский флот?"

Наконец медленно и спокойно он поясняет:

– Ваше высокопревосходительство, мы на берег, команды не спускали и в карантине не должны быть. Таково мнение и вице-адмирала Корнилова.

– Я приказываю и прошу не рассуждать. – Князь по-старчески брызгает слюной, кашляет.

Павел Степанович наклоняется и быстро, необычно для него, шепчет:

– Хорошо, ваша светлость, но обернитесь к фронту. Герои Синопа, – он указывает на шеренги матросов, стоящие в ружьё, – ждут поздравления от главного начальника флота России.

– Я, господин вице-адмирал, не для любезностей приехал. Я требую дела. – Ментиков резко поворачивается и спускается в гичку.

– Вот-с награда, – горько шепчет Нахимов и вдруг возвращается к строю и звучно здоровается.

– Адмирал Меншиков от имени государя императора поздравил вас, дорогие мои товарищи, с победой. Награда будет всем, храбрецы. Но самая большая награда, у каждого из нас в груди – мы исполнили свой долг перед Россией, перед любимым отечеством.

Он подходит к фланговому, целует его в губы и разводит руками:

– Всех расцеловать не могу.

– Урра! Урра! Урра! – разносится по шеренгам эки-п-ажа "Константина" и подхватывается на других кораблях.

Меншиков в гичке вздрагивает от этого неожиданного победного клича.

"Неприятный господин, решительно неприятный боцман этот Нахимов. И, кроме ордена, он ничего не получит. Ничего больше!"

Глава пятая

От Синопа до Альмы

После сожжения турецкого флота последовали взаимные обвинения. Турки упрекали британского и французского послов, пообещавших послать эскадры в Чёрное море, тогда как на деле все корабли морских держав не выходили из Босфора. Турки поносили Слейда – Мушавер-пашу – за бегство из Синопа и называли его виновником поражения Осман-паши. Англичане и французы возмущались вероломством, которое якобы проявили русские моряки во главе с Нахимовым, напав на слабые силы турок, к тому же имевших лишь мирные намерения.

Однако солидный "Тайме", выражая тревогу и истинные интересы своих хозяев, решился приоткрыть своему читателю истину. Павел Степанович читал: "Нельзя было отнять у России право топить корабли враждебной державы, так как Турция раньше Синопского сражения объявила войну и предприняла нападение у Кавказского побережья на русские суда". А со статьёй в "Таймсе" носился восхищенный и счастливый за друга Михаила Францевич. В конце концов, один большой абзац он стал произносить наизусть, поднимая руку жестом оратора: