Жизнь Антона Чехова

В последний год учебы Антон получил представление об уровне смертности в больницах: он вел пациентов с момента поступления и вплоть до их выздоровления или смерти. Он также должен был написать полную историю болезни для профессора в клинике нервных болезней, а в терапевтической клинике — для профессора Остроумова (чьим пациентом он станет впоследствии). Выпускная сессия началась в январе и стала мучительным испытанием: студентам следовало пересдать экзамены всех предыдущих курсов (всего семьдесят пять) и кроме этого защитить диплом. История нервной болезни, которую вел Чехов, показывает, что он строго следовал принципам медицины своего времени. Молодой писарь железнодорожного ведомства Булычев в течение шести недель проходил лечение с диагнозом «импотенция, истечение семени и психосоматические боли в позвоночнике». По заключению Чехова, причиной болезни явились частые мастурбации в подростковом возрасте, — и он прописал больному чилибуховый орех, бромистый калий и ежедневные ванны с понижением температуры на один градус79. Современный врач причину мужского бессилия Булычева вывел бы из его страха — рукоблудие считалось грехом, однако Чехов вслед за своими профессорами видел в онанизме пагубную привычку, избавиться от которой помогали проститутки, холодные ванны и успокоительные капли.

Вскрытие, проведенное Антоном в московском полицейском участке 24 января 1884 года, оказалось более сложной задачей. И хотя профессор Нейдинг оценил работу лишь на тройку с плюсом, протокол, составленный Антоном, даст ему материал для целого ряда рассказов: «Крестьянин Ефим Ефимов жил в работниках в магазине Третьякова; вел нетрезвую жизнь. 20 января он был в бане. Возвратившись оттуда — пил чай и ужинал, затем лег спать. В 8 часов утра 21 января он сказал, что пойдет, по обыкновению, в город, но часов в 9 утра его нашли мертвым, висевшим на кушаке в ретираде при доме Осипова. Труп был одет в той одежде, которую покойный носил обыкновенно. Один конец кушака был обмотан вокруг шеи, а другой был привязан к деревянному бруску на расстоянии 3 аршина от пола. <…> Что касается, наконец, до решения вопроса о состоянии умственных способностей Ефимова в момент совершения им (преступления) самоубийства, мы имеем лишь очень мало данных: присутствие спиртного запаха при вскрытии полостей черепа, груди, брюха дают нам право предположить, что в момент совершения самоубийства Ефимов был, по всей вероятности, в нетрезвом состоянии»80.

Упражнения в криминалистике имели и литературную параллель. К большому неудовольствию Лейкина, Чехов заработал в «Стрекозе» 39 рублей за детективный рассказ «Шведская спичка», который был напечатан в ежегодном альманахе журнала. Как и другие чеховские произведения подобного жанра, в ту пору пользовавшегося в России большой популярностью, рассказ весьма оригинален по замыслу. Следователь Дюков-ский (для него Чехов взял напрокат фамилию друга) с помощью единственной улики, каковой оказалась обыкновенная спичка, обнаруживает, что убитый вовсе не убит, а жив-здоров и прячется от всех у подруги.

В январе 1884 года, как раз накануне произведенного Антоном вскрытия, из Таганрога пришли тревожные телеграммы: Мося перестала есть, впала в коматозное состояние, ее частично парализовало. Таганрогские врачи делали ей инъекции каломеля, пепсина и мускуса, ставили холодные компрессы и давали бромистый калий. Рецепты, которые послал Антон телеграфом, уже не понадобились. Первого февраля пополуночи, как раз в то время, когда Антон с Машей веселились на балу, Мося умерла. Александр писал Антону: «Нет сил. Внутри и вне меня все кричит одно: Мося! Мося! и Мося!.. Анна сошла с ума. Она не мыслит, не сознает, но чувствует потерю. Все лицо ее — зеркало страдания. Был гробовщик. У трупика шел торг; шла речь об овальном и простом гробике, о глазетовой и атласной обивке».

Сочувствия родственников Александр и Анна так и не дождались — «беззаконно живущие беззаконно и погибнут». Двадцатого февраля Павел Егорович писал Антону: «Антоша, будь так добр, обрати внимание на Сашу, уговори его, чтобы он оставил Анну Ивановну, пора уже очнуться от сумасшествия. <…> Он меня никогда не слушал, а ты больше имеешь влияния на него, уговори его, пусть он оставит эту Обузу. Теперь легко оставить Анну Ивановну, дитя умерло и дело невенчанное. Если он дорожит моею жизнью и уважает как родного Отца, то может себя преодолеть <…> Ведь он не понимает, что оскорблять Отца и Мать есть тяжкий грех. Долго или коротко, за это надо будет поплатиться перед Богом. Шутка ли собрать такой кагал и нагло приехать без спросу в нашу семью, нарушать покой и порядок в доме. <…> Вот Бог отнял дитя, которое он любил, следовательно, дела его неудачные, ему нужно идти честной дорогой как человеку просвещенному и понимающему, что худо и что хорошо. Разыгрывать Комедию и составить из своей жизни какой-то роман вовсе не годится. Нас оскорбляет Это ужасное Преступление и Несчастие».