Жизнь бабочки

Эта гордеевская стена и вправду действовала на нервы. Рядом с ней Градов чувствовал свое ничтожество. Он не сомневался, что Вовка не случайно построил свое имение здесь, на месте стандартной щитовой лачуги, среди тех, с кем он рос, но кто не смог подняться. Когда строительство приобрело небывалые масштабы, многие недоумевали, почему он не стал строиться на Рублевке или в каком-нибудь еще гламурном месте. При таких-то деньжищах. Но там было неинтересно, там все были такими же и никто не мог оценить его величия. В принципе он Вовку не осуждал, а даже немного восхищался. Каждый самоутверждался по-своему. Он бы, например, так не смог. Он пытался представить, что бы было, если бы деньги вдруг свалились ему на голову. Хотя на его голову они вряд ли бы свалились, не та у него голова. И все же, что бы он делал, а главное, что бы чувствовал, если бы такое случилось. Вот на этом месте запал обычно пропадал. Даже страшно становилось от того разочарования, которое его ожидало. Он понимал, что главная причина в том, что он недостаточно этого хочет. Трудно было представить, что человек на полном серьезе может мечтать о богатстве. Когда-то и он умел мечтать, не спал ночей и был счастлив, когда мечта сбывалась. Но тогда он был ребенком, а значит, умел абстрагироваться от жизни и играть. А потом он вырос и понял, что это была игра. Это было одним из величайших разочарований, которые приходят вместе с возрастом. Получалось, что страстно мечтать о деньгах могут или очень невинные, или очень глупые люди. А может быть, они глупели, заразившись мечтой. Все казалось логичным, однако, если сравнивать его жизнь и Вовкину, по всему выходило, что дурак здесь не Вовка. Да и невинным Вовку трудно было назвать.

– Пап, не в цене дело. Просто есть врожденные неудачники. Им бесплатно дай, они все потеряют.

Отец хитро прищурился:

– Ну, дурачком-то не прикидывайся!

– А я и есть дурачок…

– Да нет, Антош… Был бы дурачком, шел бы напролом. Бесплатно такое не дают. Тут можно жизнью расплатиться. А уж сколько чужих жизней положить придется, и не сосчитаешь. Причем не со зла. Начал игру – так не останавливайся. По-другому нельзя. А ты-то знаешь, что на первом же шаге придется через себя переступить, а позволить себе ты этого не сможешь. Значит, забудь и не думай об этом. Каждому – свое.

– А может, я просто боюсь?

– Храбрость – тоже своего рода глупость…

– Да?! А как насчет того, что «трусость – самый страшный порок»?

– Это другая трусость… Когда изменяешь себе, боясь не угодить толпе. А ты, наоборот, боишься себе изменить. Это трусость правильная, умная. Ну еще можно рисковать ради идеи. Да и то не всегда. Одержимость идеей – тоже в конечном счете глупость. Только это не сразу понимаешь… А ты идешь своей дорогой, вот и иди. И не оглядывайся все время, как там у других. И не надо себя обманывать, и ломать не надо. Ты сам свою дорогу выбрал. Знаешь ведь, что не разрешишь себе с нее сворачивать… А если сомнения одолеют, сядь и подумай. Ты плохого не надумаешь. Уж я-то тебя знаю.

– Ой, чайник-то пустой!

Собственный голос прозвучал неестественно громко, и Градов смутился. Пока возился с чаем, оба молчали. Отец заговорил первым.

– Мы с мамой думаем, может, дачу продать?

Градов вздрогнул от неожиданности.

– Зачем?

– Ну, тебе она не нужна, а за ней постоянный уход нужен. Иначе она развалится.

– А почему сейчас? Вам что, денег не хватает?

Отец посмотрел укоризненно:

– При чем тут деньги? Деньги тебе пойдут. Лучше уж квартиру купишь, жизнь начнешь устраивать. Чего ждать? А так ни себе ни людям.

– Мне ничего не надо.

– Ну, это поня-атно! Тебе никогда ничего не надо. Все это ностальгия по прошлому, Антоша. Вот это все…

Он обвел рукой пространство вокруг себя.

– Ну что ж теперь сделаешь, если все хорошее осталось в прошлом. А настоящего нет.

– Но его не вернуть, Антоша! Как бы ты ни старался, сколько бы себя к этим стенам ни привязывал. Все. Оно ушло. Надо сдвинуться.

– Куда?

– Если б знать… Вот ты и подумай… Нет пока семьи, займись работой. Только займись серьезно.

Градов засмеялся.

– Пап, у меня работа несерьезная…

– Так не бывает. Ты, главное, займись, и все сдвинется… Вот увидишь.

Градов тяжело вздохнул.

– Пока все больше другие двигаются, а я сижу на том же месте.

Какое-то время отец молчал. Потом спросил осторожно:

– Ты что, хотел с ними ехать?

– Да в том-то и дело, что не хотел! А надо было наступить на все эти сантименты!

– Ну и как бы ты там жил?

– Не знаю… Даже представить себе не могу. Смысла не могу найти, который все перевесит… Но все же едут, и ничего. А для меня это как на каторгу…

– Все люди разные…

Градов раздраженно отмахнулся.

– Да ладно тебе! Это я – дебил.

– Вот любишь ты это самобичевание. Тоже, между прочим, мешает двигаться. Ну если ты так устроен, если тебе здесь хорошо, почему ты должен ломать себя ради какой-то туманной цели? Надо оценивать свои силы. А то и себе навредишь, и другим… И потом, кто сказал, что это плохо? Опять оглядываешься, на других равняешься. Ты себе побольше верь. Нельзя сидеть на двух стульях.