Где тот человек в жизни ребенка, который вовремя скажет такому родителю:»Уважаемый! Может, прежде чем вести его к врачу, вы посмотрите на себя самого внимательно?». Увы. Увы. Увы. Родители должны лелеять, оберегать, питать, взращивать свое дитя. Это предполагает нечто большее, чем продукты в холодильнике и одежда в шкафу. Детство может оказаться западней, ведь ребенку от родителей никуда не деться: это самые главные люди в его жизни, и он верит им безоговорочно, поэтому верит и тому, что он никчемный, незаметный и посредственный. Вера стала успешной, свет в своей ванной она теперь включала, но в то, что ее можно полюбить — не верила.
Мила. Мила у родителей была первым ребенком. Когда она родилась, в их головах еще бродили «революционные» идеи разного толка и одна из них была из области «здорового» питания. Милу было решено приучать к нему с младых ногтей. Что-то можно было есть только в определенное время суток, другое — крайне редко, третье же только в сочетании с продуктами из списка. Сладкое — никогда. Дети в саду раскрывали подарки от Деда Мороза и лакомились конфетами, Мила из своего подарка доставала лишь мандаринку. Та же грустная история повторялась и на детских днях рождениях, куда девочку приглашали. Со временем в семье прибавилось и денег и детей. Родители были вечно заняты, за отпрысками следила нянька. Миле стали выдавать карманные деньги, и теперь она могла тратить их на все, на что долгое время взирала лишь со стороны: газировку, чипсы, сладости. Из непоседы-егозы она превратилась в девочку-подростка, скрывающую лишние килограммы под мешковатой одеждой. Родители стали часто попадать в объективы фотокамер, рекламируя свой бизнес, выкладывали снимки их дружной, здоровой и благополучной семьи. Мила явно не вписывалась в этот создаваемый ими образ. Отец, поджав и без того тонкие губы, стал ежедневно измерять Миле висцеральный жир, и когда он очередной раз заходил в комнату с сантиметровой лентой, ей хотелось сжаться, стать незаметной, спрятаться в своем большом теле. Мила все больше пропадала с книгами: в их чудесных добрых мирах она была «своей».
Рита. Рита пошла в отца, ширококостного, склонного к быстрому превращению лишних граммов в килограммы, бледнокожему и болезненному. Всю красоту матери взяла себе младшая сестра. Мать была голубоглазой, белокурой, сдержанной и холодноватой. Снегурочкой, одним словом. Мужчины влюблялись в нее с первого взгляда. Отец потерял работу и с тех пор сидел дома, вернее лежал, становясь все более рыхлым. Мать же своего презрения к нему не скрывала, и в один прекрасный день попросила съехать. Рита ненавидела отца за свое с ним сходство, и должна была доказать себе, что она — другая. Мужчины — вот кто должен был засвидетельствовать это. Их было много. Среди ее трофеев были коллеги, мужья подруг, жених сестры и даже ухажер матери. Она была хороша. Фантазии и места их воплощения становились все более изощренными. Пресыщение было неизбежным. Даже секс возле железнодорожных путей, на глазах у пассажиров проходящих мимо поездов, не будоражил больше кровь. От запретного плода остался уже лишь огрызок, но она так и не могла ответить себе на вопрос, удовлетворена ли она. Хотя одно то, что она задавалась этим вопросом, уже являлось, в некотором роде, ответом. Мужчины искренне считали любовные утехи с ней незабываемыми, но замуж не звали. Мика же ее напору не поддался, но общение с ней не прервал. В каждой женщине он находил тот самый скрытый момент внутреннего «разлома» и, мягко проявляя его, тем самым исцелял их мир, который после этого изменялся. Все они считали Мику своим счастливым талисманом: Мила стала писать книги для детей, и вышла замуж за иллюстратора своих сказок; Рита стала волонтером; Веру он познакомил с одним своим приятелем — художником, и тот показал ей собственную ее красоту. Он нисколько не сомневался, что сегодня в клубе тоже найдется, и даже не одна, новая история для его галереи..
Да! Она стояла у репродукции картины известного художника. Хрупкая и женственная, с уложенными в прическу светлыми волнистыми волосами. Он почувствовал в ней печаль, словно она носила невидимую для постороннего взгляда траурную вуаль. Длинное, в пол, платье василькового цвета струилось по бедрам, одно плечо оставалось обнаженным, открывая тонкую руку с маленькой кистью. На руке был браслет и кольцо, все с бриллиантами. Другая рука была скрыта под накидкой из невесомой василькового же цвета ткани и напоминала синее крыло. «Так вот ты какая, Синяя птица…Впрочем, торопиться не стоит,»— Мика подошел и встал у незнакомки за спиной.
— Я чувствую, что в Вас возникает какое-то отторжение при взгляде на нее. Простите великодушно, что нарушаю Ваше уединение.