Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

– Ваше превосходительство, граф, я давно не была в Петербурге, но в последнее время повидалась со многими придворными и пришла просто в ужас, что творилось в нашем государстве. В первые дни власти Павла был потрясен весь государственный порядок, все правовые устои, все пружины государственной машины были сдвинуты со своих мест, все было перемешано и выворочено, и так тянулось четыре года. Высшие посты заняли люди без серьезного образования, они знали только Гатчину и ее казармы, они участвовали в парадных смотрах, ничего другого не делали. Лакей генерала Апраксина Клейнмихель был уполномочен обучать военному искусству фельдмаршалов. Шесть или семь фельдмаршалов, находившихся тогда в Петербурге, сидели за столом под председательством бывшего лакея, который объяснял так называемую тактику поседевшим в военных походах полководцам. Вся его премудрость состояла из чисто внешних приемов строевой и караульной службы, разных уловок и других подобного рода пустяков. Вот тактика революционного капральского режима. А вот конкретный пример самодурства, который привел мне один знакомый офицер. Я процитирую вам почти дословно то, что он сказал: «В один прекрасный день все дежурные офицеры штаба и адъютанты получили приказ собраться в зале перед рабочим кабинетом государя. Когда все явились, Павел громким, хриплым голосом закричал: «Адъютант Екатерининского полка, вперед!» В качестве такового адъютант вышел и двинулся к императору. Император сделал шаг навстречу и начал его щипать. Справа от императора находился великий князь Александр, слева Аракчеев. Щипание продолжалось, и у адъютанта появились слезы на глазах от боли. Глаза Павла Петровича сверкали от гнева. «Расскажите, – воскликнул он наконец, – в своем полку, а там уж дальше передадут, что я выбью из вас потемкинский дух и сошлю вас туда, куда и ворон ваших костей не занес бы». Продолжая щипать адъютанта, его величество пять или шесть раз повторил эти слова, а затем приказал адъютанту удалиться». И все это только за то, что Екатеринославский полк носил имя Потемкина! Извините, граф, я под впечатлением рассказов придворных и офицеров… Сколько раз я благодарила Небо за то, что император Павел сослал меня, он спас меня этим от унизительной обязанности – являться при дворе такого государя. Как-нибудь заходите ко мне, граф, мне многое хочется рассказать вам, у меня хранятся древние книги, рукописи, летописи. Вы ведь знаете о том, что я возглавляю Академию наук.

– Да, сударыня, знаю и о том, что архитектор Кваренги по вашему настоянию построил главное здание Академии наук, а вы стали издавать новый журнал – «Собеседник любителей российского слова», опубликовали произведения Державина, Капниста, Княжнина, Богдановича, Фонвизина…

Граф Николай Петрович Румянцев поражался тому, как быстро уходило в небытие то, что вроде бы крепко утвердилось при императоре Павле. Почему с такой настойчивостью император Павел требовал отменить моду на круглые шляпы, повелел всем статским чиновникам носить мундиры и ботфорты со шпорами? Ну а зачем едущим в каретах при виде императорского возка нужно было останавливаться, выходить из кареты и церемонно откланиваться, как полагается по придворному указу? Бывало, дамы опускались с подножек ступенек прямо в грязь, но это мало заботило императора. Тысячи мелочей быта сковывали частную жизнь не только придворных, дворян, но и крестьян, мещан, всех городских жителей. Императору в погоне за справедливостью казалось, что он, как отец огромного семейства, должен запретить ношение фраков, каждый должен носить немецкое платье, воротник должен быть определенного цвета и размера, он разрешил носить камзолы, а жилеты запретил, запрещены были короткие сапоги, а разрешены башмаки с пряжками… А если сограждане не выполняли эти указания, то полицейская опека задерживала подданных и вершился суд. Неотложные государственные реформы чаще всего отходили на третий план и не принимались. А ведь личность императора Павла недюжинная, он мог бы многое сделать для России, если бы не увлекался мелочами придворного быта. Мария Федоровна занималась благотворительностью и делами своей немецкой семьи, устройством судьбы братьев и сестер. Фрейлина Нелидова, понимая ее чувства, пыталась успокоить императора, заметившего односторонность интересов императрицы. Превосходный знаток внешней политики граф Безбородко уже не пользовался такой популярностью, как при императрице Екатерине, Мария Федоровна больше симпатизировала братьям Куракиным. Как обычно, двор кишел интригами, конфликтами, слухами, а внешне все выглядело тихо, спокойно. Постоянными докладчиками императора Павла были генерал-адъютант Ростопчин и граф Безбородко. А Ростопчин – выходец из Гатчины, умный, образованный, но со всеми достоинствами и недостатками гатчинского воспитания. Конечно, генерал-адъютант Ростопчин был в оппозиции к императрице и фрейлине Нелидовой.

Обер-гофмейстер граф Румянцев стал однажды свидетелем монолога Ростопчина, произнесенного им летом 1797 года: