Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

В итоге в письмах Петра Толстого графу Румянцеву 4 декабря и 9 декабря 1807 года представлена тяжелая будущность Пруссии как государства: часть Пруссии, которая предназначалась брату Жерому, получит один из вассалов Наполеона, а лучшая часть Пруссии предназначена для великого герцогства Варшавского. Разрушение Пруссии, предполагал Петр Толстой, Наполеон задумал для того, чтобы добраться до Российской империи, с которой он пока обходится как с союзницей. Но что будет завтра? Предсказать было трудно: Великобритания и Российская империя явно мешали ему стать властелином Европы, а Пруссия может выставить большую армию, как это было несколько месяцев тому назад, к тому же и Австрия вооружается, а все это лишняя помеха в планах французского императора.

И в частном письме графу Румянцеву граф Петр Толстой лишь подтвердил свои догадки о разрушении Пруссии. Это противоречило прежним договоренностям, представлялось как обдуманный проект Наполеона и вело к угрозе безопасности России.

Естественно, письма Петра Толстого вызвали удивление и беспокойство императора Александра. И во время приема генерала Савари император спросил его, изменились ли планы императора Наполеона за последнее время и скоро ли прибудет маркиз Коленкур с известиями из Парижа. Савари сообщил Александру Павловичу, что новый посол Франции имеет свою программу, утвержденную министром Шампаньи и императором Наполеоном, там есть предложения, которые в самое ближайшее время будут доложены императору Александру, и главное предложение касалось прусских владений. Скорее всего, опасения графа Толстого правильные, подумал император Александр, и тут же в Париж было отправлено напоминание о Тильзите, в котором говорилось о вознаграждении Наполеона только на Востоке. И когда 17 декабря 1807 года маркиз Коленкур прибыл в Петербург, император Александр был полон недоверия к планам Наполеона (РА. 1890. Январь).

Из донесений Коленкура известно, что он был восторженно встречен русским обществом, по повелению императора занял самый красивый дворец в Петербурге, дворец князей Вяземских. 20 декабря Коленкур вручил верительные грамоты. Вечером был спектакль в Эрмитаже, Коленкуру было оставлено место в одном ряду с императором и его семьей. Это поразило весь двор, и все поняли, что появление маркиза Коленкура в Петербурге – это нечто более значимое, чем приезд простого посланника. Приглашение Коленкура на интимный императорский обед его шокировало, он уже знал о письмах графа Толстого и опасался в разговоре с императором, который любил затевать обеденные беседы и своими вопросами ставить в тяжелое положение собеседника, ссылок на эти письма. Но все обошлось, вот рассказ самого маркиза Коленкура: «Перед обедом император сказал мне: «Генерал, с удовольствием вас вижу здесь и спешу ввести вас в круг ваших прав и обязанностей. Мы беседуем после обеда… За обедом император говорил о том, с какой быстротой ваше величество путешествуете и ездите верхом; в Тильзите только он да я могли поспевать за вами. Затем зашла речь о князе Невшательском. Его величество сказал, что он принадлежит к числу людей, внушающих ему наибольшее уважение. Он спросил меня, велико ли было производство по армии вашего величества, и добавил, что слышал, будто ваше величество отказались от белого цвета для пехоты, что лично он стоит за синий и предпочитает его потому, что в синем французская армия совершила столь славные дела».

Маркиз Коленкур подробно описал и послеобеденный разговор с императором:

– До получения документов, которые идут из Франции, у нас не будет серьезного разговора, господин маркиз, – сказал император Александр входящему в кабинет Коленкуру. Он взял маркиза за руку и посадил его направо от себя. – Вы пользуетесь моим полным доверием. Я слышал, что сначала хотели послать ко мне опытного дипломата графа Антуана Ла-Форе, побывавшего и генеральным консулом в Северо-Американских Соединенных Штатах, и посланником в Берлине, но тому, что император Франции послал в Россию именно вас, я очень порадовался, так что передайте Наполеону благодарность от меня.

– Если бы приехал граф Ла-Форе, то с ним остался бы генерал Савари.