Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

В конце апреля в Вильно прибыл один из генерал-адъютантов императора Франции граф Нарбон с письмом Наполеона. Суть письма Наполеона Александру I была хорошо известна по прежним донесениям. В ходе беседы император Александр не скрывал своих планов, он намерен победить великого полководца, силу – силою. Граф Нарбон видел смотр одной из дивизий 1-й армии. А вернувшись во дворец, император Александр, развернув карту России, сказал:

– Я не ослеплюсь мечтами, граф. Я знаю, в какой мере император Наполеон обладает способностью великого полководца, но на моей стороне – пространство и время. Во всей этой враждебной для вас земле нет места, которое я оставил бы без сопротивления, прежде нежели соглашусь заключить постыдный мир. Я не начну войну, но не положу оружия, пока хоть один неприятель будет оставаться в России.

Присутствуя при этом разговоре, граф Румянцев убедился в том, что давно зревшая война вот-вот начнется. Конечно, Россия выстоит, все дворянство и купечество готово поддержать Отечество денежными пожертвованиями, есть войска, есть гвардия, есть такие полководцы, как Кутузов. Румянцев продаст орден Почетного легиона, который вручил ему сам Наполеон, продаст все иностранные ордена, попросит закупить у Англии стрелковое оружие на 25 тысяч рублей, и так сделает чуть ли не каждый дворянин или купец. Россия выстоит и победит. Но зачем проливать кровь своих подданных? Ради того, чтобы объявить себя императором всей Европы? Остались непобежденными только Великобритания, Испания и Россия. Граф Румянцев попытался убедить императора Александра хотя бы отсрочить начало войны, но не получилось – император Александр, три-четыре года обнимавшийся с Наполеоном, теперь думал по-другому.

6 мая 1812 года генерал-адъютант и адмирал Павел Васильевич Чичагов, получив с апреля текущего года назначение главнокомандующего Молдавской (Дунайской) армией, одновременно с этим став главным начальником Черноморского флота и генерал-губернатором Молдавии и Валахии, задумался о том, что сделал на этом посту его предшественник Михаил Кутузов. Просмотрев подписанные Кутузовым документы, адмирал Чичагов был недоволен и заключенным миром, и замедлением действий вверенной ему армии. И об этом он известил русского императора и канцлера, министра иностранных дел графа Румянцева. В одном из первых писем императору адмирал Чичагов напоминал ему, что подписаны только предварительные условия договора, но не сам договор. После мирного договора с турками нужен был еще договор оборонительного и наступательного союза с Турцией. А пока Чичагов отпустил в отечество пашу, которому надо было платить в день 15 дукатов, и татарского султана, ему надо было платить 10 дукатов. Кроме того, Чичагов возвратил туркам часть пушек. Пытался начать переговоры с английским посланником в Константинополе лордом Каннингом. Собрав армию в 40 тысяч человек, Чичагов извещал императора, что с этой армией он может ударить «во фланг австрийцам в Буковине, этого количества войск, по моему мнению, достаточно, если только против Австрии будет действовать и армия Тормасова. <…> Все остальные могут двинуться в Далмацию или в Иллирию, через Сербию, Боснию, Банат и Славонию, смотря по тому, как я найду более удобным». Но это было на первых порах пребывания главнокомандующего в Бухаресте, а спустя какое-то время Чичагов, как говорится, осмотрелся, вчитался в подписанные документы и признался в том, что «мир был для нас необходим, и он не мог быть заключен на других условиях при настоящих обстоятельствах». А.Н. Попов, цитируя это письмо Чичагова, прокомментировал его следующим образом: «Приведенные слова такого противника Кутузова, как адмирал Чичагов, служат лучшим доказательством того, какую важную услугу Отечеству оказал граф Кутузов заключением мира с турками перед самым почти началом нашествия на Россию всей Западной Европы. Решаясь опровергать свои собственные известия, сообщенные прежде Государю и подтверждая, наоборот, известия графа Кутузова, адмирал Чичагов руководствовался, вероятно, чувством добросовестности и, как вполне честный человек, сообщив ложное известие, счел долгом своим тотчас сознаться в своей ошибке» (Попов. Т. 2. С. 167–168).