Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4. (СИ)

- Скорее у Вас. Румянцев не отдает Керчь, пока не завершен обмен пленных.

- А я тут при чем?

- Вы в его списке.

- Бред какой-то!

- Бред, но юридически безупречный. Если солдат дезертировал, а потом его сцапал вражеский разъезд, кем он считается: пленным воином или арестованным мирным жителем?

- Ах да, конечно. Кто без абшида отошел, по-прежнему подлежит воинским артикулам. Как-то не подумал, что к генералам это правило тоже приложимо. Хотя... Мне ведь ни дня не довелось участвовать в сей войне - так что казус, по меньшей мере, спорный.

- Увы, все козыри на руках у русского посла. Любая отсрочка заключения вечного мира крайне беспокоит Его Султанское Величество.

- Что же мне делать?

- Вас в России, полагаю, ждет казнь?

- Ничего хорошего не ждет, определенно. В лучшем случае, крепость или ссылка.

- Не расстраивайтесь: я имею за плечами уже два смертных приговора. Как видите, жив, здоров и весел.

- Отнюдь не осуждаю Ваш путь избавления, но...

- Одна короткая фраза, содержащая очевидную истину - и никто, даже сам султан, не сможет выдать сказавшего ее на расправу! В конце концов, это же пустая формальность. Иисус, Магомет - какая разница?! Свободный человек признаёт их мудрость и величие духа, но не влачится слепо ни за одним из них. Он сам себе и пророк, и мессия. Вот Вы, Александр - Вы в жизни много следовали заветам Христа?

- Только одному, зато неуклонно. 'Кто не имеет оружия, продай одежду свою и купи меч!'

- Что, Он и такое сказал?

- На Тайной Вечере, ближе к концу. Евангелие от Луки, если не ошибаюсь.

- Молодец, назаретянин! Я всегда подозревал, что Он не такая слюнявая размазня, как рисуют священники! За слабаком бы люди не пошли. Вам тоже надо бороться за свою свободу! Решайтесь!

- А если нет? Вы лишите меня своей протекции и отдадите Румянцеву?

- Увы, дорогой друг: вердикт выносить буду не я. Наша с вами старая дружба - недостаточная защита против политической конъюнктуры. Религиозные правила еще способны сию последнюю перевесить, а что-либо иное - навряд ли...

Возможно, стоило бы изобразить некое движение навстречу, проявить больше склонности к обращению, чтобы затянуть и усложнить игру. Да только лень было кривляться. И еще - меня покусывало сомнение. Сомнение в искренности любезного друга Клода: не придумана ли вся история с выдачей от начала до конца. Допустим, понадобилось Бонневалю нажать на слишком упрямого пленника... Наверняка он и сам находился под изрядным давлением. Нетерпеливые турки заждались, когда же, наконец, знаменитого Шайтан-пашу подадут им готовенького, как фаршированного цыпленка на золотом блюде.

Однако, нет: зря заподозрил старого хитреца в обмане. Дня через два или три после сего разговора явился чорбаши янычарский с небольшим отрядом, и слуги хумбараджи-баши (очевидно, имевшие на то приказ своего господина, ибо все совершалось без малейших споров) сказали мне, чтобы собирался. Мавлюд, настроенный из них всех наиболее дружелюбно, шепнул, что получить свободу и сейчас еще не поздно. Я сделал вид, что задумался:

- А принеси-ка сюда, братец, какой-нибудь халат, чалму и зеркало.

Левантинец с готовностью бросился исполнять. Притащил ворох всего, на выбор. Помог облачиться. Поднял предо мною чуть помутневшее от времени венецианское стекло в облезлой, когда-то позолоченной, раме. Оттуда глядел тощий пожилой турок с козлиного фасона бородою, почти совсем выбеленной возрастом.

- Тьфу, ну и мерзость!

С чувством плюнул в отражение, повернулся и вышел к янычарам, прихватив хозяйский балахон в виде трофея. Не голым же ходить: время зимнее, а старый мой камзол совсем истрепался. Чалму, правда, размотал, употребив оную вместо пояса.

- Хизла! Скорее!

Чорбаши не привык, что узники заставляют себя ждать. Распахнулась дверца закрытой кибитки, с решеткою на крохотном оконце, чувствительный тычок в спину бросил меня на двух злобно зыркающих усатых стражей. Возница что-то крикнул, кони рванули - и понеслись навстречу новым, неведомым бедам.

ЖЕСТОКИЙ ТЕАТР

Погостить в Семибашенном замке опять не довелось: вместо этого меня привезли в какую-то янычарскую казарму. Там и держали, довольствуя из общего котла. Слава Богу, я не гурман, и к простой солдатской пище предубеждения не имею. Впрочем, знакомство с янычарским бытом длилось недолго: всего лишь один день и две ночи. Потом со двора послышались звуки, от коих у турок рожи перекосило гримасами бессильной злобы и зубы оскалились, как у волков при звуке охотничьего рога - ибо там говорили по-русски. Хотя обладатель самого громкого голоса вряд ли мог считаться моим соплеменником безоговорочно: речь его портил акцент, намозоливший мне уши еще в Петербурге.

Минут через двадцать напряженного ожидания, дали команду выходить. После полумрака тесного чуланчика при казарме, солнечный свет ослепил.

- Почему не закован?! Совсем обленились, растяпы!