Жизнь и любовь (сборник)

Прокофич подошёл к собакам, те сбились в кучку и стали ластица к нему. Он присел на корточки, лайки успокоились, сели и выжидающе, смотрят на него, он стал, гладить двух из них и что-то, не громко говорить, потрепал их за загривок и встал. Лайки, которых он гладил, побежали к лошади, около неё улеглись в ожидании своего хозяина. Остальные собачки топтались около него, заглядывая ему в глаза, ждали команды.

Прокофич взял за ошейник самую шуструю и сказал Петру, что бы он её позвал, кличка у её «Пушок», Петр, похлопывая себя по ноге позвал лайку, и она стремглав бросился к нему и стал прыгать и ласково тереться о его ноги.

– А эти две, «Коренной» и «Куцая», будут хозяйствовать, значит-то сторожить, пояснил, Прокофич.

Перед отъездом предупредил, что может задержаться дня на два, а то и три.

– В тайге всяко быват, – сказал он на прощание, грузно влез в седло с пенька и не спеша, скрылся в дымке леса.

Шёл ему девятый десяток лет.

Возвращаясь в дом, подумалось: «Не один десяток лет Прокофич лесничествует, последние пять лет, как умерла его жена Пелагея, хозяйствует один, большее время года, он тайга да зверьё. В округе на десятки километров ни единой живой души. И другой жизни он себе не желает».

Поразмышляв о леснике, Пётр взял мелкашку, надел на плечи горбовик, поправил толстый офицерский ремень с охотничьим ножом, перекрестился в угол, где висела старая потемневшая от времени икона, и вышел, из дома.

Не спеша, направился, углубляясь в чащу по направлению кедрача.

Здесь он уже бывал и не раз. Добирался, как правило, верхом. Лошадь, монгольской породы брал в улусе «Тарбай» у бурят. Они охотно давали лошадь и седло, с треногой, не требуя ничего взамен.

В кедраче Петр надеялся на богатую добычу белки.

Год выдался урожайный на таёжные дары, в том числе и пушного зверя. «Однако нужно убедиться созрел ли мех у белки, придётся отстрелять несколько штук выборочно, тогда и, будет понятно, во время ли пришёл сюда», – размышлял на ходу он.

До кедрача пришлось добираться гораздо дольше, чем полагал за три года со времени его последней охоты в этих местах, многое изменилось.

Рододентрон редко попадавшийся в те времена, теперь разросся между вековыми соснами, лиственницами, пихтами и елями так густо, что приходилось с трудом пробираться по его зарослям, иногда даже с помощью ножа. Его жёсткие ветки, переплелись между собой на уровне колен и чуть выше образовали сплошной ковёр, через который было невозможно идти без приложения огромных усилий.

Приходилось останавливаться и высматривать места, где Рододентдрон рос менее густо и из-за этого менять направление движения, а, сменив его через какое то, время останавливаться вновь, что бы сориентироваться. Пушок бежал следом, иногда, неожиданно куда то исчезал и так же неожиданно появлялся.

Когда же начались заросли Рододендрона, пушок исчез на долго, очевидно побежал искать свою дорогу, ведь через Рододендрон ему было бы, точно не пробраться и собака это понимала.

Как только, заросли закончились, через считанные минуты появился Пушок и снова побежал следом.

Всему приходит конец, на смену Рододендрона, пошли заросли Папоротника, трудности для движения он создавал на много меньше, но сырой мох под ногами тоже был не подарок.

Вместо двух часов, на которые рассчитывал Пётр, на дорогу ушло более трёх. Нужна передышка, да и желудок, требовал до заправки.

Желание промышлять белку, а сознание говорило если начать охоту, то не получится с отдыхом и едой. Начав охоту не остановиться до изнеможения сил. На обратный путь сил потребуется не мало, так что нужен привал.

Выбрав удобное место, охотник расстелил плащ накидку, достал из горбовика не мудреную снедь туесок обернутый мхом, с горячим чаем. Трапеза заняла не более получаса. Отрезав вяленого мяса, Пётр позвал Пушка, который мирно лежал поодаль под елью. Лайка быстро подбежала и аккуратно взяла протянутый ей кусок.

– Умные всё же, эти собаки, лайки, – подумал Пётр.

Горбовик надет на плечи, Немецкая, мелкокалиберная винтовка заряжена, теперь всё внимание на поиски белки.

Пётр, глядя на собаку, почесал в затылке, произнёс, не громко:

– Что же делать, так она и будет вертеться около меня? Что, Прокофич дал её мне, что бы я её натаскивал? Ну, что же посмотрим, что получится.

И немного погодя, подумав, как поступить, вытянул руку и скомандовал: «Искать!»

Было похоже, что Пушок, только этого и ждал, он рванул с места, так, что из под задних лап мох полетел.

Охотник сдвинул шапку на лоб, ещё раз почесал затылок, покачал головой и подумал: «Так кто же из нас… Вот так тебе, наука». В это время в лесу раздался звонкий, весёлый лай Пушка. У Петра, запела от радости душа.

Началось, то настоящее о чём мечтал, он быстрым шагом, почти бегом, направился в сторону, откуда раздавался лай.