Купе оказалось на четверых, что спасло меня от домогательств моей ходячей некондиции. Соседи – видимо муж и жена пенсионного возраста, какое-то время молчали и поглядывали на нас с Джулией с явной неприязнью, что, впрочем, меня не удивляло. «Хоть кто-то нормальный попался!» – Подумал было я, но тут муж спросил у жены контральто:
–Франк, ты будешь чай или кофе?
–Чай, Сид! Чёрный. С бергамотом! – ответила басом жена.
Боже, спаси Америку! Я отвернулся к стене и сделал вид, что уснул.
Как нам поведали пассажиры, выходившие вместе с нами в Бостоне, июнь на восточном побережье выдался дождливый и холодный. Постоянно дул ветер, народ носил с собой зонтики и дождевики. Говорят, уровень воды в океане в этом году поднялся ещё на пять сантиметров, подтопив некоторые низменные территории.
После привычного уже шмона и ожидания багажа мы с Джулией взяли такси и поехали к ней домой. Бостон на мой взгляд не очень отличался от столицы. Небоскрёбов только побольше, да разноцветной молодёжи на улицах полно. А так – блеск, сияние рекламных вывесок, широченные дороги и огромное количество мостов. Я не был в Венеции, но не думаю, что там мостов намного больше, чем в Бостоне.
В мыслях я давно летел из Канады во Владивосток и боялся выдать своё волнение Джулии. Насколько я понял, писать доносы по любому поводу для неё было делом привычным, поэтому мне не хотелось угодить в полицию по глупости. Мы мило щебетали о красотах северной столицы штатов, о новой моде носить на голове кружевные трусы и делать пластические операции с десяти лет. Какие-то другие темы с ней обсуждать было невозможно: она впадала в ступор, несколько секунд смотрела на меня, как на помешанного, а потом продолжала разговор о наборах губной помады в триста цветов. Её даже не интересовали новые виды спорта: парное мужское катание на мотоконьках и борьба в грязи среди геев.
Ехали мы недолго, и я даже удивился, что такой известный город занимает так мало места. Вскоре мы въехали в типичный сельский пригород и остановились возле дешёвого частного домика, который роняется первым же ураганом за одну минуту, но зато потом восстанавливается за три дня. На что я сразу обратил внимание – это чёрные стрелки то тут, то там, нарисованные краской на заборах и стенах домов. Правда, слова «Дурь» я нигде не увидел. Видимо те, кому эти стрелки предназначались, и без надписей всё хорошо понимали.
Джулия открыла электронный замок калитки и крикнула в сад:
–То-о-ни-и! Мы с пипочкой вернулись!
В моей голове тут же возник план: застрелить эту пару, потом выйти на улицу и стрелять всех подряд, пока патроны не закончатся! Ну а как тут иначе-то? Воспитывать их надо было, пока поперёк лавки лежали. Теперь только усыплять!
Я мило улыбнулся и сказал:
–Дорогая! Моё имя – Риддик!
Дорогая не обратила внимания на мою реплику и пошла вглубь садика. Под яблонькой на маленькой скамейке, лицом к белому кирпичному забору, отделявшему этот участок от соседского, сидел толстый неопрятный мужик и курил какую-то толстую самодельную папиросу. Джулия подошла к нему, поцеловала в макушку и с нектаром в голосе прошептала:
–Думает! Изобретатель! Инженер! Не будем мешать, пойдём в дом! Когда он захочет пообщаться – расскажи ему что-нибудь ободряющее, мой психиатр!
Тони сидел, тупо уставившись в стену взглядом и никак не реагируя на внешние раздражители. Его руки по самые рукава короткой засаленной рубашки были в шрамах и ссадинах, многие из которых кровоточили. На одной ссадине сидела муха и пила кровь.
Первое, что Джулия сделала, зайдя в дом – налила два стакана виски из кулера огромного холодильника и один из них подала мне:
–Ну, с приездом, мой яростный канадец!
Видимо, имя Риддик ей было в этой жизни уже не запомнить.
Я пригубил пойло и поглядел на холодильник: «Made in USA». Понятно. Скорее всего – корейский. Джулия выпила до дна и тут же налила ещё:
–Ну, за приезд, моя пипочка! Я уже рассказывала тебе, что я тридцать лет работала ведущей на радио? Вела ток-шоу «Всё только сама». У меня под столом валялись горы денег, а дом осаждали толпы почитателей! А теперь от былой славы остался только вот этот диван! – она показала на старый диван, обтянутый чёрной потёртой кожей. – Чтобы его сделать, потребовалась кожа десяти негров! Или двенадцати? Я точно не помню. Я заключила с ними договора, даже заплатила какие-то деньги. Они завещали мне свою кожу и обязались сдохнуть за год. Они были молоды и здоровы, но сгодились только мне на обивку! Всё по закону! Это же Америка, пипочка! – она расхохоталась почти до слёз.