Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Как ни странно, но нам кажется, что неудача не очень расстроила Н. М. Субботину. После затмения она писала Морозовым: «Мы послали Вам из экспедиции в Богородском телеграмму к 8 VII. <…>. Наши наблюдения не удались, но я видела очень интересную шаровую молнию с фейерверком коротких обычных молний перед самым II контактом. Она пролетела в тылу нашего лагеря во время грозы и ливня, вызвав разрывы в проводах у Б[ольшого] спектрографа. Я также видела красное свечение над ним, но м[ожет] б[ыть] красный свет объясняется иначе… А Вам удалось ли наблюдать полное затмение?» — спрашивала она[1708]

. Видимо, не получив ответа на это письмо, 9 сентября 1945 г. она написала и лично К. А. Морозовой и в этом втором письме рассказала о происшедшем более эмоционально. «Несмотря на облака, дождь и грозы все же было интересное наблюдение и совершенно новая картина затмения „в грозе и буре“ — с мраком и тенью Луны сквозь облака. А какой мощный разряд атмосферного электричества за несколько секунд до II контакта! Какая шаровая молния проскользнула на краю сплошной дождевой тучи между 2 грозовыми облаками! Я никогда не видала такого фейерверка коротких, вилкообразных молний. Верно шар разорвался за вторым грозовым облаком? — задавала она вопрос сама себе и продолжала: — Тихов высказал мысль, что следовало бы сделать статистическое исследование грозовой деятельности в зонах полных затмений. Мне тоже кажется, что полное или корпускулярное затмение может влиять на усиление напряжения атмосферного электричества?»[1709]

Нина Михайловна Штауде в автобиографии также коротко описала неудачное затмение 1945 г. и встречу с Субботиной. «Зима 1944–[19]45 г. прошла в подготовке в затмению. Порадовались окончанию войны 9.V, а через несколько дней отправилась наша экспедиция в Иваново для наблюдения затмения. Особых приключений на этот раз не было, — писала она, ссылаясь на затмение 1914 г. и на их с Субботиной общие приключения, — но и удачей похвастаться не могли: день был с утра ясным, но к началу затмения налетела буря с грозой и градом, так что предполагавшееся фотографирование внешней короны и окрестностей Солнца, мне порученное, невозможно было выполнить, как и другие астрономические наблюдения. Удалось лишь произвести серию снимков облачного неба трубочным фотометром и построить кривую изменения освещенности вблизи полной фазы», — писала она о самом затмении. О встрече с Субботиной и ее роли во время этого затмения Штауде написала следующее: «К нашей экспедиции примкнула и упоминавшаяся ранее Н. М. Субботина, которой удалось наблюдать редкое явление шаровой молнии во время затмения. Очень радостна была наша встреча с Н[иной] М[ихайловной] после долгой разлуки (с 1935 г.)», — присовокупила она[1710]

.

Осенью того же года, точнее, 2 ноября 1945 г. Нина Михайловна написала В. Л. Комарову и в том числе упомянула свой опыт наблюдения затмения. «Глубокоуважаемый Владимир Леонтьевич! — писала она. — Поздравляю Вас с октябрьскими праздниками, желаю доброго здоровья и сил! Рада была увидеть Вас на Юбилейной сессии и пожать руку. Из Туркмении я вернулась, сдав „Климат Ташауза“ (в Кара Кумах) Т[уркменскому] ф[илиалу] А[кадемии] н[аук]. А после сессии ездила на солнечное затмение в Богородское к В. Г. Фесенкову. Несмотря на дождь, мне посчастливилось увидеть интересное явление: разрыв шаровой молнии между 2-х грозовых облаков, сопровождаемый фейерверком резонансных молний. В. Ф. Миткевич нашел, что это исключительно интересно, т[ак] к[ак] обычно „шаровые“ наблюдаются только близко от поверхности Земли… Это наблюдение В[ладимир] Ф[едорович] сообщил Энергетическому институту. Таким образом я оправдываю Ваше доброе внимание и поддержку мне в Туркмении, где я получала паек ученого раб[отника] благодаря Вашей телеграмме в Облисполком»[1711]

.

Это было последнее полное солнечное затмение в жизни Нины Михайловны. Не очень удачное, к сожалению, но все-таки не без интересных моментов. Удивительно, как мало она переживала о неудаче. Видимо, все-таки тяжелое жизненное положение в этот момент беспокоило ее больше, а может быть, беспокоили мысли о пережитом и потерянном без возврата, вызванные встречей со старыми друзьями. Трудно сказать. Н. М. Штауде, в этот момент уже работавшая у Г. А. Тихова в Алма-Ате (не без настойчивых просьб, высказанных в свое время Н. М. Субботиной), звала ее жить к себе, хотя сама жила в деревянном сарайчике, который описывала следующим образом: «Так как наблюдения удобно было продолжать вне города, то В. Г. Фесенков разрешил мне поселиться за Головным арыком, где уже жил и работал Г. А. Тихов. Предполагалось, что со следующего года начнется строительство дома для его сектора астроботаники, где будет комната и для моей „сумеречной лаборатории“, пока же меня поселили в уютной крохотной избушке, где когда-то жил ослик, потом была там столовая для приехавших на затмение в 1941 г. пулковцев»[1712].