Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Но особенно беспокоила ее судьба совсем молодых женщин, оказавшихся в этом доме, покалеченных на войне. Нина Михайловна считала своим долгом заступиться за них и попытаться хоть как-то повлиять на их судьбу. «Интересна группа молодых девушек — инвалидов О[течественной] Войны, — писала она. — Без рук, без ног, на протезах они ревностно учатся в Моск[овских] ВУЗ’ах, одолевая снег, грязь, стужу, тяжелый путь до ст[анции] ж[елезной] д[ороги], а в Москве трамвайную давку… И этих девушек переводят в Серпухов, за 12 км от ж[елезной] д[ороги]. Хлопочем за них, но нет для них общежития при МГУ, а сюда переводят чл[енов] О[бщест]ва ст[арых] большевиков из Иванова». «Как помочь? — задавалась она вопросом. — И что устроить для трех молодых будущих аспиранток, таких бодрых, смелых, несмотря на тяжелые физические увечья?? Ведь и я, старый научный работник 50-летнего стажа, так же совершала свой путь при поддержке А. П. Карпинского, Д. И. Менделеева, С. П. Глазенапа и теперь Вашей… Спасибо! Это морально обязывает меня в свою очередь поддержать чем могу молодые талантливые научн[ые] силы, обиженные войной! Очень бы хотелось знать Ваше мнение, обменяться мыслями: как помочь и поддержать? — писала Субботина и немного рассказывала о самих девушках: — Одна — Аня Акулова — медичка без ноги; другая — Кучмина Анна [Павловна], без 2-х рук и ноги! Перо держит в зубах. На III к[урсе] филологич[еского], готовится к аспирантуре. Оч[ень] талантливая по отзыву профессоров <…>[1720]»

[1721]. Неизвестно, чем закончилось это дело — письмо Субботиной написано 2 ноября 1945 г., а через месяц, 5 декабря, Владимир Леонтьевич Комаров ушел из жизни.

Сама Нина Михайловна, однако, не поехала в Серпухов — она смогла добиться возвращения в любимый Ленинград, правда, случилось это не сразу. М. Н. Неуймина пишет, что Н. М. Субботина вернулась в Ленинград в 1945 г. Но если судить по ее переписке, то еще в начале лета 1946 г. она находилась в Москве или в Подмосковье и не знала, где окажется в итоге. В конце весны — начале лета 1946 г. Нина Михайловна провела некоторое время в академическом санатории, что улучшило ее настроение. «Я пока нахожусь в здравнице А[кадемии] н[аук] на месяц, до 26 VI. Здесь чудесный лес и Москва река, но дорога утомляет, — писала она К. А. Морозовой 7 июня 1946 г. — Не знаю — куда направит судьба потом. Обещали в общежитие Ст[арых] ученых в Л[енингра]д, но оно еще не открыто». И тут же сообщала многообещающие новости об «астрономической трубе»: «Трофейные трубы от Цейсса прибыли в М[оск]ву, но еще на складе техснаба А[кадемии] н[аук] и не заприходованы. Одну из них назначали для меня. Интересно — где я буду наблюдать с ней?»[1722]

Рассказывая о своем отдыхе и делясь с супругами Морозовыми дальнейшими планами на лето 1946 г., Нина Михайловна писала: «Я была в здравнице А[кадемии] н[аук] „Поречье“ Звенигор[одского] у[езда]. Местность чудная, много редких цветов. Искала я по заданию Б. А. Федченко редкую орхидею, открытую им в 1899 г., но д[олжно] б[ыть] давно уничтожили на букеты. Оч[ень] жаль! Хотелось порадовать Б[ориса] А[лексеевича]: он болен, и его намечали в чл[ены]-кор[респонденты] А[кадемии] н[аук]…». Заметим в скобках, что Н. М. Субботина возобновила прерванную войной переписку с Б. А. Федченко. Сохранилось ее письмо к нему от 21 декабря 1945 г., в котором Субботина благодарила Федченко за «весточку открыточку»[1723].

Но больше всего ее настроение улучшила перспектива получения астрономической трубы. «…я жду трофейную астр[ономическую] трубу — и поеду с ней в Можайск, сняла комнату на VII–VIII», — сообщала она Морозовым[1724]. И действительно, обещанная астрономическая труба была передана в распоряжение Субботиной летом 1946 г. Позже она написала об этом и о своих возобновившихся наблюдениях в одном из писем, направленных в Комиссию по назначению персональных пенсий при Совете Министров СССР: «Летом [19]46 года я получила от Академии Наук СССР трофейную астрономическую трубу и продолжаю наблюдать Солнце в окно»[1725]

. М. Н. Неуймина в своих воспоминаниях о Н. М. Субботиной написала, что это была «небольшая стереотруба»[1726].