Жизнь Иисуса

В Капернаумской синагоге, куда Он их привел, враги уже смешались с толпой обездоленных, которых Он накормил накануне. Послышались злые голоса:

— Какое же Ты дашь знамение? Что Ты сделаешь?

Конечно, им уже рассказали о странном умножении хлебов… Ну и что! Они знают: у этого обманщика в запасе немало всяких трюков. Да и не так трудно обмануть этот сброд. Истинное чудо — это манна в пустыне. Попробуй совершить такое и Ты, умножающий хлеба! «Отцы наши ели манну в пустыне…»

Иисус тяжко вздыхает: их восхищает слабое подобие того, что совершит Сын Божий. Но многие не захотят поверить. Истинное, редчайшее чудо — это человек, которому не нужны внешние доказательства, а достаточно одной веры. Есть ли что-нибудь для большинства людей за пределами того, что можно увидеть и потрогать? Чтобы их убедить, от воплощенной Любви требуются нечеловеческие усилия. Они убьют Его, но Он будет жить в Евхаристии. Он знает, что наступят дни, когда множество людей будет падать ниц перед Святыми Дарами. За Ним пойдут бесчисленные последователи во всех концах земли. И что значит перед лицом этих будущих несметных толп кучка поднявших вокруг Него суматоху иерусалимских и капернаумских иудеев? Настало время впервые заговорить с ними о непостижимой тайне.

Хлеб жизни

Истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес, ибо хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру.

Тогда они говорят:

— Господи! Подавай нам всегда такой хлеб.

Он отвечает:

— Я есмь хлеб жизни. Приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда.

Христос зашел слишком далеко, и отступать уже поздно. Сейчас Он не перед женщиной из Сихари, которой открыто сказал, кто Он, а перед врагами и друзьями, и некоторые из друзей уже отходят, смущенные этим новым Его обликом. На этот раз Он перешел все границы, и возмущенные выкрики фарисеев находят поддержку даже среди учеников. Ропот осуждения мешает Ему говорить. Он бросает им как вызов всю Свою любовь. На этот раз Он скажет все до конца. И вот уже звучат чудовищные, ошеломляющие слова:

— Не ропщите между собою. Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня; и Я воскрешу его в последний день… Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли. Хлеб же, сходящий с небес, таков, что тот, кто ест его, — не умрет… Хлеб тот будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира.

«Тогда иудеи стали спорить между собою, говоря: „Как Он может дать нам есть Плоть Свою?“»

Должно быть, раздался взрыв смеха. В этот момент Иуда говорит сам себе: «На этот раз Он погиб — и по Своей же вине! Если бы Он был один! Но Он ведь увлек и нас…» И, заглушая гул разделившейся на два лагеря толпы, без конца звучит один и тот же вопрос: «Как Он может дать нам есть Плоть Свою?»

Он идет вперед, как бы ничего вокруг не видя и не слыша, — но все видит и слышит. Этот отход множества сердец, которые покидают Его, ни на мгновение не ускользает от Его внимания. Пламя, зажженное с таким трудом, грозит потухнуть. Короткими фразами Он продолжает лить на огонь нелепую, невыносимую истину:

— Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную; и Я воскрешу Его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живой Отец, и Я живу Отцом, так и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек.

Евангелие добавляет: «Сие говорил Он в синагоге, уча в Капернауме. Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! Кто может это слушать?»

Некоторые последователи отошли от Него. Но один из тех, кого Иисус разочаровал навсегда, к ним не присоединяется: человек из Кариота скрыл охватившую его ярость. Его разыграли, надули! Но можно, наверное, еще кое-что извлечь из этого Человека? Иисус в это время думает об Иуде. «Он знал, — говорит Иоанн, — кто предаст Его».

Ропщущая толпа расходится. Сыну Человеческому не придется больше искать пустынных мест, чтобы скрываться от осаждающих Его людей. Не понадобится Ему и отплывать от них в лодке. Он зашел слишком далеко. Начинается время оставленности. В сумрачной синагоге осталось только двенадцать растерянных учеников, которые не знают, что Ему сказать. Он смотрит по очереди на каждого и вдруг с нежной любовью задает вопрос — печальный и очень человеческий. Здесь Бог на шаг отступает перед Рожденным женщиной.

— Не хотите ли и вы отойти?

Тогда Петр-Симон, полагая, что говорит от имени всех, восклицает:

— Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни.