Жизнь Иисуса

Иисус замолкает, и какое-то время никто не решается нарушить тишину. Еще не переведя дыхания, Он уже читает в каждом сердце, видит их полную растерянность. Один Иуда все понял, то есть думал, что все понял. Он был уверен, что Учитель способен видеть будущее. То, что остальным Одиннадцати показалось невероятным, он принял сразу. Назаретский Плотник знал, что с той минуты, как были произнесены безумные слова о плоти-хлебе и крови-вине, человек из Кариота не сомневался более в Его неминуемом поражении. Последнее слово останется за священниками, для Иуды это было всегда очевидно; но как ему повезло, что теперь он знает это наверное! Нужно будет в Иерусалиме переговорить с противником. Последние слова бедняги Плотника о Своем воскресении подтверждали мнение здравомыслящих людей и Его родни: «Иисус спятил». А никто не обязан хранить верность сумасшедшему.

Так размышлял Иуда, пока малое стадо с поникшими головами подходило к Кесарии. Но вдруг лучший из них, тот, кто исповедал Христа, отвел Учителя в сторону (быть может, его послали собратья?) и тихо сказал ворчливым голосом:

— Будь милостив к Себе, Господи! Да не будет этого с Тобою.

Там, где была Кесария Филиппова — в Вании (или Пании, от слова Пан), и сейчас растет густая трава, которая достигает нижних ветвей оливковых деревьев. Крест, впервые возникший перед взором Петра посреди благоуханной равнины, привел его в ужас — этот крест еще и сегодня вызывает отвращение у миллионов людей на Востоке, для которых Бог страдающий и распятый — немыслим. Ислам возник из этого соблазна. Из любви протестует и Кифа. Любовь смешалась в нем с неверием: «Нет! Нет! Не будет этого с Тобою…» Как если бы он сказал: «Нет, мой Возлюбленный, я не хочу, чтобы Ты умер!»

Но Сын Божий сначала не хотел понять, как трудно несчастным семитам поверить в то, что и через девятнадцать веков отталкивает людей этой расы: поверить в Христа уничиженного, осмеянного, побежденного… Нет, этого не может быть! Разгневанный протестом Петра, Иисус воскликнул:

— Отойди от Меня, сатана! Ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.

О чем другом мог думать Петр? Он не был, как Иисус, Богом, хотя Иисус был человеком, как он. Когда апостол отошел с поникшей головой, человек из Кариота подумал: «Учитель начинает выходить из Себя, Он больше Собой не управляет…»

Только теперь Иисус успокаивается и решает пощадить Двенадцать. Потребуется немало времени, чтобы они поняли эту тайну. Но Они не постигнут ее до конца, пока не прикоснутся к рукам и ногам, пронзенным гвоздями, и к ране в боку. Иисус вдруг становится нерешительным. Он еще не в силах назвать предмет, вещь, знак, ту виселицу для рабов в форме буквы Т, которой люди будут поклоняться из века в век. Ведь достаточно было одного намека, чтобы возмутить Кифу. На этой дороге, которая уже подходит к Кесарии, Господь прибегает к хитрости: древо, которое Он не решается прямо показать Двенадцати, предстанет перед их взором в виде огромной тени, покрывающей все поле человеческой жизни. В двух шагах от святилища, посвященного козлоногому богу, Иисус решается сказать им о кресте:

— Если кто хочет идти за Мною — отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мной.

Можно не сомневаться, что подобные слова вселяли в такого уравновешенного и благоразумного человека, каким был «Иуда, полную уверенность, что Учитель сошел с ума…» Но перед другими уже чуть забрезжил свет истины: они по крайней мере поняли, что нечего им больше пытаться тут что-нибудь понять и нужно, закрыв глаза, броситься с головой в это безумие. Чем они рискуют, раз Сын Человеческий вернется в славе и каждому воздаст по заслугам? Иисус, однако, добавил:

— Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?

Возможно, говоря так, Иисус смотрел на Искариота, а тот думал: «Если приобретешь весь мир, всегда успеешь спасти свою душу. Впрочем, что такое душа?» Иуда помнил слова псалма: «Жизнь моя иссякает, и касаюсь я жилища смерти, между мертвыми брошенный, — как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь…» Какой смысл спасать душу, которая всего лишь дыхание, дуновение ветра (как считали саддукеи)? К чему о ней заботиться, если при этом теряешь весь мир?

Преображение

Так думал Иуда, однако Иисус не мог не чувствовать сильного сопротивления и среди остальных. Из всех учеников Он избрал Двенадцать, но и этого было много. После шести дней размышлений Он решил из двенадцати взять троих… Уж этих-то Он заставит поверить, одним Своим видом вынудит их признать, что Он Сын Благословенного. Раньше времени им будет дано увидеть Сына Человеческого пришедшим во славе Своего Царствия, чтобы в час скорби они вспомнили этот день и не упали духом.

Выбор сделан заранее: прежде всего — Кифа, затем Иоанн — Иисус так его любит, что малейшее недоверие или равнодушие с его стороны Ему особенно невыносимы. И Иаков, ведь он брат Иоанна и всюду за ним следует.