Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир

В каждом каноэ, помимо капитана, находилось по шесть христиан и около десяти рабочих-индейцев. Предположительно на каждом судне имелось по компасу, взятых с брошенных кораблей. В первый день больше всего людей мучила жара. Даже индейцы не могли ее безропотно выносить и по очереди окунались в воду, чтобы освежиться. К закату, когда Блю-Маунтиз скрылись из вида, произошла смена вахты, и каноэ пошли все дальше на восток. На следующее утро выяснилось, что вся вода, принесенная индейцами для собственного употребления, подошла к концу, и к полудню они так хотели пить, что не могли работать. К счастью, у каждого капитана имелся свой запас для личного пользования, и из него выдавалось ровно столько воды, чтобы поддерживать людей в движении, вселяя в них надежду подойти к Навассе до наступления темноты. Настал час заката, а Навассы все не было. Люди казались глубоко обескураженными, поскольку, по их подсчетам, они проплыли 64 мили и должны были бы увидеть остров в случае правильности курса. «Их обманули усталость и слабость, – говорил Фернандо, – потому что каноэ не может пройти более 10 лиг за 24 часа из-за течений, идущих вразрез с курсом от Ямайки до Эспаньолы». На вторую ночь один из индейцев умер от жажды, а другие оказались слишком слабы, подавлены и были готовы делать все, что угодно, лишь только бы не лежать на дне судна. Время от времени они промывали рот соленой водой. На таком «соленом» утешении люди продвигались вперед в течение третьего дня. Снова наступила ночь, но Навасса так и не появилась. На фоне луны Диего Мендес заметил «маленький остров, покрывающий нижнюю часть ночного светила, словно затмение». Это ободрило всех людей, и к утру четвертого дня, в семидесяти двух часах пути от Ямайки, каноэ подошли к острову. «Кое-как высадившись на берег, – писал Фернандо (сама высадка на этих скалистых утесах – само по себе уже очень трудное дело), – они сначала поблагодарили Бога, а затем отправились на поиски пресной воды, которую нашли во впадинах скал. Некоторые индейцы пили так много, что умирали, а у других случались отчаянные расстройства». Диего Мендес разжег костер с помощью кремня, были собраны и приготовлены моллюски, однако более всего моряков обрадовал вид высокого мыса Тибурон на востоке. Итак, в вечерней прохладе каноэ снова спустили на воду, и оставшиеся 30 миль до Эспаньолы были преодолены до утра.

Отдохнув два дня на берегах мыса Тибурон, Бартоломео Фиеччи, «будучи человеком чести», предложил отправиться в обратный путь, однако не нашлось ни одного человека, которого он бы смог убедить. Индейцы предпочитали рискнуть жизнью переходом на Эспаньолу, а христиане, считая себя «спасшимися из чрева кита, подобно пророку Ионе», заявили, что было бы оскорблением для Бога дважды подряд пытать счастье. По сравнению с плаваниями на каноэ, регулярно совершаемыми полинезийцами, а также со многими другими походами на небольших лодках, совершаемыми англичанами и американцами, особенно во время нынешней войны, это стомильное пересечение Наветренного пролива не вызывало никакого энтузиазма. Американские индейцы не привыкли к подобным путешествиям, и это был первый известный нам случай, когда южноевропейцы совершили что-либо подобное. За свою долгую и достойную жизнь Диего Мендес совершил множество храбрых поступков, но в своем завещании, где рассказывается об этих подвигах, он оставил следующие указания для своего надгробия и эпитафии:

«Здесь покоится достопочтенный Диего Мендес, который много послужил королевской короне Испании в открытии и завоевании Индий вместе с Адмиралом доном Кристобалем Колоном. Он умер и просит ради милосердия прочесть „Отче Наш“ и „Аве Марию “.

В середине упомянутого камня пусть будет вырезано каноэ, которое представляет собой выдолбленную из ствола дерева лодку, на которых плавают индейцы, потому что на таком я проплыл триста лиг; а над ним пусть вырежут буквы CANOA».

«Я вытащил каноэ на очень красивый пляж, – сообщает Мендес, – куда сбежалось множество туземцев, принесших еду». Он нанял шестерых свежих индейских гребцов и, хотя страдал от лихорадки, продолжил путь вдоль побережья в сторону Санто-Доминго. Добравшись до Азуа, в гавани или рядом с ней, куда флот причалил после урагана более года назад, он узнал, что губернатор Овандо отправился в провинцию Харагуа на очередное «усмирение». Оставив каноэ, Мендес направился вглубь страны и встретился с губернатором непосредственно в его полевом штабе.