Жизнь Лавкрафта

   Но вслед за этим пошел непрерывный разговор. Лавкрафт оставался до 15 августа - по большей части в доме Гальпина, N9231 по Берчдейл-авеню (этого здания больше не существует). Условия там примерно соответствовали домашним привычкам самого Лавкрафта: "Мы вставали в полдень, ели дважды в день и ложились за полночь..." Лавкрафт с гордостью пишет Лилиан, как по-мальчишечьи и без условностей он себя ведет: он перестал носить жилет и купил пояс (вероятно, из-за погоды); он впервые купил мягкие воротнички; и подобно Гальпину разгуливает без шляпы - кроме официальных случаев. "Ты можешь представить меня без жилета, шляпы, с мягким воротничком и поясом, разгуливающего в компании двадцатилетнего мальчика, словно я сам не старше?" Однако Лавкрафт заботливо заверяет Лилиан, что не делает никаких светских faux pas: "Можно вести себя свободно и беспечно в провинциальном городе - когда же я снова буду в Нью-Йорке, я вернусь к строгим манерам и степенным одеяниям, приличествующим моим почтенным летам..."

   Интересные данные о состоянии физического и психологического здоровья Лавкрафта мы находим в другом письме к Лилиан:

   Что касается того, как я провожу время, - все просто замечательно! У меня есть все нужные стимулы, чтобы оставаться активным и свободным от меланхолии, и выгляжу я до того хорошо, что сомневаюсь, что в Провиденсе меня сходу бы узнали! Ни головной боли, ни чувства подавленности - короче говоря, на данный момент я воистину жив и в хорошем состоянии здоровья и духа. Дружеское общение с юным и художественно одаренным - вот то, что спасает жизнь!

   И Лавкрафт еще удивлялся, почему после тридцать лет его здоровье внезапно начало улучшаться! Свобода от давящего контроля матери (и, в меньшей степени, тетушек), поездки по стране и и компания настоящих друзей, которые относились к нему с любовью, уважением и восхищением, сотворили чудеса с отшельником, который до тридцати одного года ни разу не удалялся от дома более чем на сотню миль.

   Естественно, он часто встречался с Сэмюелем Лавменом (Лавкрафт остановился за углом, в Комнатах Лонор) и именно через Лавмена познакомился с рядом известных лиц из мира литературы - с Джорджем Керком (1898-1962), книготорговцем, который только что опубликовал "Двадцать одно письмо" Амброуза Бирса под редакцией Лавмена (1922), и (самое примечательное) с юным Хартом Крейном (1899-1932) и его художественным кругом. Лавкрафт сообщает, что посетил встречу "всех членов литературного кружка Лавмена":

   Я испытал новое, неизведанное ощущение "быть звездой" совсем не по заслугам среди таких талантливых людей, как художник Саммерс [!], Лавмен, Гальпин и т.д. Я встретил ряд новых знакомых - поэта Крейна, Лазара [!],амбициозного юного литератора, который сейчас в армии, и очаровательного юношу по имени Кэрролл Лоуренс, который пишет страшные рассказы и хочет прочитать мои.

   Ниже я чуть больше расскажу о Керке и Крейне, так как с ними Лавкрафт будет встречаться во время своего нью-йоркского периода; сейчас же отмечу краткую встречу с Уильямом Соммером, акварелистом и графиком, Уильямом Лескейзом, позднее ставшим международно-признанным архитектором, Эдвардом Лэйзаром (которого Лавкрафт позднее снова встретит в Нью-Йорке и который впоследствии станет известен, как многолетний редактор "American Book-Price Current") и другими из круга Крейна. Крейн как раз начал публиковать свои стихи в журналах, хотя его первая книга, "White Buildings", выйдет только в 1926 г. Однако Лавкрафт должен был прочесть "Пастораль" Крейна (в "Dial" за октябрь 1921 г.), поскольку написал на нее пародию, озаглавленную "Plaster-All". Занятный шарж на то, что Лавкрафт считал бесформенным модернистским верлибром, это стихотворение на самом деле стало своего рода импрессионистским - не сказать "имаджинистским"! - рассказом об его поездке в Кливленд:

   Here it was,

   That in the light of an interpreter,

   Soon I met and succeeded

   In surrounding myself

   With a few of the Intelligentsia

   That Cleveland affords,

   Loveman, Sommer, Lescaze, Hatfield, Guenther...

   But Loveman

   Left the fold early - pity, yes!

   Любопытно упоминание второстепенного композитора Гордона Хэтфильда - судя по всему, он стал первым открытым гомосексуалистом, увиденным Лавкрафтом. Его реакция - записанная примерно полтора года спустя, - была вполне предсказуема:

   Уж будьте уверены, я его помню! Боже, Боже! как он обычно сидел по-турецки на полу в "Elgin's" - белая матросская бескозырка элегантно зажата подмышкой, спортивная рубашка распахнута на шее, - одухотворенно взирая вверх на Самуилуса и разглагольствуя об искусстве и гармонии жизни! Боюсь, я показался ему очень грубым, глупым, скучным, маскулинным типом...

   "Я не знал, расцеловать это или придушить!", - смертельными врагами. напишет он в другом письме. Интересно, что он называет Хэтфильда и Крейна смертельными врагами. Очевидно, Лавкрафт либо не знал, что Крейн - гомосексуалист (как и Лавмен), либо никогда не придавал этому значения - вероятно, первое.