– Совершенно верно. Люди, способные что-то создать, отремонтировать, построить, сделать новый агрегат, в перспективе наладить пусть и примитивное, но производство. – Учитель повернул голову, посмотрел на Матвея и завершил свою мысль: – Они и сейчас в большой цене, поскольку все меньше в мире людей, способных что-то созидать, делать руками, творить. А скоро настанет время, похожее на апокалипсис, и те самые прикладники будут на вес золота. – Он усмехнулся и дополнил: – И ученые.
– А почему скоро настанет апокалипсис? – сосредоточился Матвей.
– Слишком долго мир был, разнежились все, вон даже Союз свой и Россию вместе с ним профукали, – помолчав, ответил Учитель. – Соседи хоть и дербанят сейчас ваш бывший Союз почем зря, подчистую, но одним разрешенным грабежом не удовлетворятся. Не их стиль.
– Так что, война будет? – нахмурился Матвей.
Алексей Григорьевич редко говорил, но если говорил, то никогда и ни в чем не ошибался.
– Будет, – подтвердил Учитель и конкретизировал немного: – Но не сейчас, попозже. Ты к тому времени и выучиться успеешь, и на ноги крепко встать. – И посмотрел на своего ученика с лукавым прищуром: – Можно ведь и ученым быть, и прикладником толковым, по большому счету эти две ипостаси отлично совмещаются.
– Как? – живо спросил Матвей.
– Вот ты и думай, – снова усмехнулся Гордеев.
Матвей и думал. Будто прочитал Учитель устремления Матвея, расположенность его натуры и тяготение системы и устройства его мышления к тому самому прикладному, конкретному какому-нибудь делу, но одновременно с этим и к научному поиску, и внедрению его в дело своей жизни. Как книгу открытую прочитал и почувствовал. Оттого и завел тот их разговор.
Озадачил ученика. Озадачил. И, вернувшись в Москву, Матвей принялся скрупулезно наводить справки, узнавая о разных специальностях в тех науках, к которым тяготел больше всего, примеряя к себе ту или иную профессию.
На следующий год, весной, отца разыскал бывший начальник управления треста, в котором много лет числился Андрей Васильевич, и пригласил на серьезный разговор к себе в офис. Они проговорили несколько часов подряд, пообедав прямо там, в кабинете, и немного выпив за встречу. И, как рассказывал потом отец, этот его бывший начальник, узнав историю мытарств Андрея Васильевича, который тщетно пытался устроиться на работу, обивая пороги бывшего своего министерства, сначала долго, прочувствованно матерился, называя управленцев и руководителей, как бывших, так и нынешних, идиотами, додумавшимися упустить специалиста такого уровня, и продажными скотами.
А потом развеселился и посмеивался, говоря, что раз они такой бриллиант профукали, то и сами козлы, а умные люди своего шанса не упустят. И предложил Андрею Васильевичу должность в частной нефтяной компании, в которой был одним из учредителей и партнеров. Компания как раз начинала разработку нового месторождения. Только придется Ладожскому и его семейству переехать на Север.
Андрей Васильевич согласился сразу, не сомневаясь ни на секунду, что жена его решение поддержит, да и сын не подведет.
Сын не подвел, но, посовещавшись с Анастасией Игоревной и старшими Ладожскими, решили, что лучше будет, чтобы Матвей все же остался в Москве с бабушкой и дедом. И школу окончит, ему всего год остался, а там и поступать надо, и лучше же все-таки в Москве учиться, а не на Севере.
Матвей согласился с разумностью приведенных доводов и в Москве остался, проводив родителей и сестренку в далекое, холодное Заполярье.
И школу он свою окончил, и отлично окончил, а вот поступать не стал, чем привел всех родных в состояние глубокого, шокового непонимания. А он и сам, честно сказать, до конца не понимал, почему так поступил. Может, потому, что до той поры так и не определился, в каком направлении двигаться. Но основным аргументом, который он приводил самому себе, было желание попробовать делать что-то реальное, теми самыми руками, о которых говорил ему учитель. И уехал к родителям на Север, в Заполярье, и нанялся работать на отцовское предприятие, простым рабочим на один из строительных участков.
Отпахал годик и… нет, снова не поступил, отправился служить в армию по призыву. А что, нормально, не видел в этом явлении проблемы Матвей – надо, так отслужим, мужчина он или кто.
Попался ему грамотный и толковый военный комиссар, то бишь военком, который, выяснив, какими навыками и талантами обладает призывник Ладожский, сразу же определил того в «учебку» пограничных войск, с дальнейшим прохождением службы на китайско-монгольском участке российской границы, поскольку парень владеет в совершенстве монгольским и китайским языками.
– Китайским? – удивилась Клавдия.
– Вообще-то военком немного ошибся, – разъяснил Ладожский. – Тогда я мог свободно говорить на маньчжурском диалекте. А в Китае официальным, общеразговорным языком является мандаринский диалект путунхуа. Его я начал изучать позже, как раз на службе, хотя на тот момент знания моего маньчжурского более чем хватало, ведь именно с этой провинцией и граничила на том участке Россия.