– Бли-и-ин… – ругнулась Клавдия, ужасно расстроившись. – Вот чувствовала я, что ты обязательно влезешь в эту историю! – И разволновалась окончательно. – Ну ладно, я понимаю, что ты у нас такой вот товарищ, что не можешь остаться в стороне. Ну так и иди на фронт в медчасть, хирургом-стоматологом, спасай раненых. Наверняка в таких специалистах есть нужда и необходимость, – уже понимая и зная со всей неотвратимой очевидностью полную бесполезность своих уговоров, чуть не плакала Клавдия.
– Клав, – ответил ей ровным, уверенным тоном Василий, – у меня военно-учетная специальность: снайпер. И ты прекрасно знаешь, что я на самом деле классный снайпер, с врожденными уникальными данными для стрелка и талантом.
– Ой-ой-ой… – прикрыв глаза и с силой придавив пальцами веки, протянула устало-безысходно Клавдия. Убрала руки от лица, посмотрела на него и предприняла последнюю, заранее обреченную на провал попытку вразумить: – Ты служил семнадцать лет назад, Вась. Наверняка же все навыки утрачены.
– Такие навыки не утратишь, тем более я, – перебил ее бывший муж и самый близкий человек. – Я прописан здесь и на военном учете состою в местном военкомате, потому и приехал. Я уже позвонил и договорился, что меня примут для прохождения предварительного ускоренного спецкурса в центре «Рус» в Гудермесе, в кадыровском университете спецназа, чтобы восстановить те самые навыки, подобрать опытную команду, пройти совместный курс обучения и слаживания. А для этого мне должны дать направление в военкомате по месту прописки. Меня уже ждут в Чечне.
– У тебя четверо детей, четверо пацанов… – окончательно сдаваясь, выдохнула опустошенная этим известием и его решимостью Клавдия.
– Еще и поэтому, Клав, я обязан туда идти, – покивал, соглашаясь, Василий. – Отец должен объяснить своим сыновьям простые истины, например ту, что долг каждого мужчины – защищать свою Родину. И что это нормально, в этом нет никакого героизма и тем более никакого ложного, показного «ура-патриотизма», это естественно для настоящего мужчины.
– Я понимаю, понимаю, что это твоя убежденность и внутренняя человеческая суть, – уже почти плакала Клава, – но это так… – Она не смогла договорить, все-таки расплакавшись.
– Ну ладно тебе, – притянул ее к себе Вася и обнял. – Ну, что ты, Клавунечка, ну что ты расплакалась, все нормально будет. Ты же знаешь: «Смелого пуля не боится, а труса и в кустах найдет». Так что повоюем, все путем будет.
– Господи, Вася, ну что ты несешь, – жаловалась и слабо возмущалась сквозь слезы Клавдия, прижимаясь к нему. – Пуля никого не боится и никого не щадит: ни труса в кустах, ни героя.
Помолчала, поплакала Василию в плечо, повздыхала, успокаивая себя, всхлипнула и, чуть отстранившись, заглянула ему в лицо.
– Валя знает, что ты воевать отправился, а не в какой-то там вояж неизвестный?
– Знает, – кивнул он и погладил ее по голове.
– И что?
– Ну что ты спрашиваешь? – пожал плечами Вася. – Понимает, отпустила и благословила.
– У шамана была? – спросила с тревогой Клава.
– Была, – коротко ответил Вася.
– Ну что я из тебя все клещами вытаскиваю! – разозлилась и придушенно, чтобы не переполошить домашних, закричала на него Клавдия.
– Ну что ты нервничаешь, Клавуня, – подбодрил Вася, примирительно улыбнувшись. – Шаман пообщался с духами и сказал: воевать хорошо будет, отпусти. – И, увидев, что подруга недовольно нахмурилась, предупредил ответом незаданный ею вопрос: – Заговаривать от ранений не стал и амулет не дал, сказал, что получу все, что должен получить, и пройду все, что предначертано пройти.
– И все?! – возмутилась Клавдия. – А про то, что вернешься живым, ничего не сказал?
– Получу все, что должен, и пройду, что предначертано, – добавив немного металла в тон, повторил Василий.
– Да елки ж его метель того шамана! Какая-нибудь хрень по башке, что ли, предназначена?! – ругалась, разбушевавшись, Клавдия и потребовала ответа на следующий вопрос: – А Валя что ж?
– А что Валя, ты же ее знаешь…
Валю она, понятное дело, знала.
Причем очень даже хорошо знала. Любила и ценила.