– Интересное сравнение, – подивилась Клавдия. Задумавшись на пару секунд, перевела дыхание и продолжила свой рассказ: – Когда ты рассказывал о своем детстве в Монголии, о настоящей дружбе на всю жизнь с монгольскими ребятами, я поразилась, насколько пересекаются некоторые моменты наших жизней и насколько твоя история созвучна с историей моего сына. Только, в отличие от тебя, Павлуша не частично, а полностью ассимилирован и погружен в тувинскую жизнь, с самого рождения. Он человек сразу двух миров: отцовского, тувинского, и моего, русского, московского, и в каждом из этих миров он чувствует себя абсолютно органично и свободно. В десять лет Павлуша получил свое тувинское имя Опай-бол, что значит «мудрый, чуткий, заботливый, уважает старших и любит мать». Получил после того, как на охоте с прадедом застрелил своего первого волка. С лошадьми он общается так, словно он сам конь и связан с лошадиной породой каким-то глубинным родством: понимает их язык и всегда знает, чувствует, что животному надо, почему у того хорошее или плохое настроение, кого надо одернуть и пожурить, а кого приласкать и побаловать. Носится с друзьями, как и ты в детстве, по степи без седла как чумовой. Вася с дедом Максыром хотели было прислать ему в Москву жеребенка, но, поразмыслив, отказались от этой идеи, потому что все каникулы и любое свободное от учебы время Пашка проводит на ферме у Донгаков, он отца реже видит, чем деда с прадедом, потому что Вася работает в городской клинике стоматологом. А всем коневодам отлично известно, что конь, если долго не видит своего хозяина, может и серьезно заболеть от тоски. Но без постоянного контакта с лошадьми Павлуша себя не мыслит, и когда живет в Москве, то ездит в конноспортивный комплекс, где занимается и даже имеет своего любимчика – трехлетнего гнедого Грига, с которым проводит больше времени, чем с нами с бабулей, друзьями и даже со своей девушкой. Правда, с ней вопрос он решил элегантно просто: привел свою подругу в конюшню, и теперь на занятия они ездят вместе.
– Молодец, – похвалил искренне Матвей. И спросил: – Если я правильно понял, твой Василий после института вернулся в Тыву?
– Да, вернулся. Собственно, он не планировал и не собирался оставаться в Москве, а поступал и учился только для того, чтобы работать стоматологом в Тыве. Он и интернатуру там проходил в клинике.
– То есть он живет там, а вы с сыном в Москве? – уточнил этот момент Матвей.
– Ну да, – не очень поняла, о чем он спрашивает, Клавдия и взялась объяснять: – А как иначе? По-другому и не предполагалось. У Васи же там все: родственники, жена, дети, работа.
– Так вы с ним не живете вместе? – все допытывался Ладожский.
– Да нет, конечно! – врубилась наконец Клавдия, какой именно момент пытается прояснить Матвей. – Это было бы неправильно и нечестно по отношению ко всем нам, поскольку как таковой семьи у нас с ним не было. Пока Вася учился в институте, мы жили у нас всем скопом, а когда он окончил, уехал обратно на родину. Через год встретил наконец свою настоящую любовь, нашу замечательную Валюшу, и привез ее сразу же к нам знакомить. Мы ей объяснили всю ситуацию и приняли в свою русско-тувинскую «стаю». Мы с Васей быстренько развелись и всем скопом поехали к ним на свадьбу в Кызыл, а оттуда на ферму Донгаков. Даже Софья Михайловна изволила посетить сие мероприятие, была принята тувинской родней по-королевски и осталась весьма довольна приемом и всем своим вояжем. У Вали с Васей один за другим родилось трое сыновей, старшие погодки, а младший Кирюшка через пять лет после среднего.
– То есть хеппи-энд и практически идиллия? – усмехнувшись, подытожил все ее разъяснения и рассказы Матвей.