Жизнь наверху

— Ну, если вы не хотите, то я хочу. Побудьте здесь — нет, пойдемте со мной.— Она взглянула на мои ноги.— Откройте гардероб, там внизу, в красной коробке, лежат домашние туфли. Они вам, наверно, подойдут.

В кухоньке было чисто, но места хватило только на одного — водогрей, большой кухонный стол и мойка не давали повернуться. Я обнял Нору за талию. Она вздохнула и придвинулась было ко мне, но тут же сбросила мою руку.

— Я разобью рюмки.

Она снова вздохнула. Я почувствовал, что она вдруг напряглась, как струна, и в упор посмотрел на нее. Она покраснела.

Я взял у нее из рук поднос и следом за ней прошел в гостиную. Наблюдая за тем, как она разливает вино, я внезапно понял, что проблема решена. Решена потому, что я не джентльмен, потому, что меня не станет мучить совесть, если я скомпрометирую Нору.

Она взяла сигарету, и я зажег спичку.

— Спасибо,— сказала она. И протянула мне стакан с виски.— Добавить воды?

Я покачал головой.

— Я, пожалуй, тоже предпочитаю так.

Она опустилась в кресло, стоявшее напротив меня.

— Я люблю вас,— сказал я.

Она глотнула виски.

— Я рада, что вы наконец заговорили,— сказала она.

Я пересел на софу.

— Пойдите сюда.

— Нет. Ведь вам скоро уходить.

— Мне здесь нравится. Все здесь по мне. Разве не так? — Я встал.— Почему вы не хотите, чтобы я подошел к вам ближе?

— У меня никогда не возникало такого желания. Вы мне не нравитесь. Если б вы не были так самонадеянны, вы бы это поняли.

— Почему же вы все-таки впустили меня?

— Потому что мне стало вас жаль. Потому что у вас на лице написано, какую вы получили взбучку.— Она подошла к комоду в другом углу комнаты и, достав полотенце, бросила его мне.— Носки у вас тоже промокли, советник Лэмптон. Я ведь сказала вам, где лежат домашние туфли.

Я распахнул створки гардероба. Домашние туфли были новые, из голубой кожи.

— Они слишком шикарные,— сказал я.

— Я собиралась подарить их отцу. А теперь придется подарить их вам, не так ли?

— Пусть они лежат здесь для меня.

— Вы больше не придете сюда, советник Лэмптон.

По-прежнему стоя к, ней спиной, я коснулся аккуратно сложенных белых штанишек и тут же отдернул руку.

— Пожалуйста, не называйте меня так.

— Но иначе мы оба будем в ложном положении. Что это вас так заинтересовало у меня в гардеробе?

— Ваши вещи,— сказал я и закрыл створки.

— У меня их немного,— заметила она.— Живу налегке.

— Я куплю вам, сколько захотите.

Я сел в кресло, снял носки и принялся вытирать полотенцем ноги.

— Знаю, что купите,— сказала она.— Если я разрешу.— Она опустилась на колени, взяла у меня полотенце и стала растирать мне ноги.— Да у вас мозоли,— заметила она.— И маленькие пальцы совсем скрючены. Все не как у людей.

Я легонько погладил ее по голове. Раньше я не замечал этого красноватого отлива в ее волосах, которые, вопреки моим предположениям, оказались мягкими и шелковистыми,— крутые завитки под моими пальцами пружинили, словно живые.

Полотенце выпало у Норы из рук, и она обвила меня руками.

— Вы не будете больше грустить, не будете, советник Лэмптон?

— Джо,— поправил я ее.

Я гладил ее затылок, шею,— волосы у нее росли высоко, и пальцам приятно было касаться гладкой кожи, даже более гладкой, чем на лице, куда теперь переместились мои пальцы.

— Вы не будете больше грустить, не будете, Джо? Так смешно было наблюдать за вами на заседании. После вас уже ни на кого не хотелось смотреть. И нельзя сказать, чтобы у остальных лица были уж очень некрасивые или особенно глупые, просто это были безликие люди. А вы — вы потели, вы были так несчастны и все время смотрели на меня. Казалось, вы вот-вот закричите во весь голос: «Я здесь! Почему же ты никак на это не реагируешь?» Вам очень хотелось быть со мной. Такое не часто встретишь.

— Нет на свете человека, которому при виде вас не захотелось бы быть с вами,— сказал я.

Рука ее соскользнула с моей талии. Это была сильная, ловкая рука с продолговатыми, коротко обрезанными ногтями. Сейчас она дрожала.

— Тебе не будет больше грустно, Джо. Тебе никогда больше не будет грустно.

Когда я в половине двенадцатого вернулся домой, Сьюзен спала на диване в гостиной; подле нее на кофейном столике лежала раскрытая книга. Я прошел на кухню и вскипятил чай. Затем поставил на поднос чашку с сахарницей, нарезал лимон и положил на тарелочку несколько шоколадных бисквитов. Проблема решена, с удовлетворением подумал я. Даже если я никогда больше не встречусь с Норой — не в этом суть: главное, что я вернул себе чувство собственного достоинства. Теперь я могу помнить, что Сьюзен любит чай с лимоном и чтобы бисквиты лежали на тарелке кружочком, а не горкой; теперь я могу вести себя так, как будто никогда и не знал об ее измене. Теперь эта измена не казалась мне чем-то таким уж важным; я думал лишь о том, что перед сном Сьюзен любит выпить чаю.

Я поставил поднос на кофейный столик и осторожно приподнял веки Сьюзен.

— Джо! Где ты был?

— Гулял. Я приготовил тебе чаю.— Она улыбнулась.

— Давно ты не готовил мне чаю, Джошик.

— Я прогулялся, голова у меня проветрилась, и дурь прошла.