— Это не граната. Это порошковый тормоз, — с застывшей улыбкой сказал Шкуро, железной рукой придерживая Сашина.
— У-у, гад… — прохрипел Сашин.
Горячий вонючий асфальт лез ему в лицо, казавшийся исполинским каток навис над ним. Сашин сделал бесполезное движение назад и предсмертно застонал…
Сашин стонал, сидя на диван-кровати. Выходя из страшного сновидения, он радовался тому, что все это не было явью.
А может быть, было сном и то, что произошло с ним в его ЦКБ?..
2
К 18–01 эвакуация служащих из учреждений завершилась и серый дом с бетонированным крыльцом стал пуст, как заколоченная дача.
Вооруженная щеткой и принципом материальной заинтересованности во владение гулким домом вступила тетя Паша. Изобразив упомянутой щеткой синусоиду на паркете коридора ВНИИ по совместительству, тетя Паша повернулась на 180 градусов и, сделав полный шаг, очутилась на месте штатной работы. Переведя наличную пыль своего ЦКБ во взвешенное состояние, тетя Паша теперь споро перемещалась к 7-му управлению, где она имела полную ставку за счет оформленной тети Даши.
Наконец, гремя недоиспользованными ведрами, она спустилась к проходной.
В восемь вечера на пороге вахтерки у ворот выросла мощная фигура товарищ Данковой, конструктора первой категории ЦКБ ГУТСНП, члена месткома ЦКБ по жилищным и бытовым вопросам.
За ней, как пехотинец за танком, трусил главный инженер того же ЦКБ товарищ Глушаков, дипломант все-районного конкурса художественной самодеятельности 1960-го года по разделу «Забытые пляски».
Вахтер с зелеными нашивками принял от засидевшейся пары ключи и пропуска.
— Пропуска получите через своих начальничков завтра.
— Да ты что, теть Паш?! — дрогнул главный инженер.
— А то, что аморалка. Скажу вот Володе.
Мокрыми пальцами главный инженер нащупал в кармане хрустящую десятку.
Закрыв дело Глушакова за недостатком улик, вахтер Прасковья Дудкина вышла на вольный воздух. По-швыркав метлой по тротуару за оформленного зятя, она вернулась в вахтерку и вышла оттуда в очках с каким-то печатным творением и венским стулом.
Прасковья Ивановна любила коротать вечер на тротуаре под липами, где не помаргивал, притухая, а стойко горел субтильный уличный светильник, желтым мотыльком сидевший на мощном бетонном стволе.
Она села лицом к вахтерке за рвом канавы с двумя валами окаменевшей глины. Сзади ее охранял дорожный щит с красным фонариком, а со стороны улицы — деформированный автобус, разбившийся некогда об упомянутый светильник. В любимом уголке царил комфортный психологический настрой ВЕЧНОГО ПОКОЯ. Его создавал здесь череп с комплектом берцовых костей, изображенный на дверях трансформаторной будки — левого фланга круговой обороны. А красная молния на тех же дверях уместно призывала тетю Пашу к полезной бдительности.
Дудкина раскрыла серую печатную тетрадь. Как пушкинский Гринев-отец календарь, она постоянно читала многосерийную драму с большим количеством действующих лиц. Лица действовали загадочно и изъяснялись на странном языке:
«Мен. отд. св. коми. 22 м в ком. кв. на отд. кв. в т, р-не».
Не успевало одно действующее лицо закончить свою нестандартную фразу, как в диалог вступало новое лицо:
«Мен. 2 к. общ. кв. на 2 отд. кв. с уд. в люб. р-не».
Третье юридическое лицо..:
Но тут у Прасковьи упали сердце и «Бюллетень по обмену жилплощади»: раздался стук внутренней двери в вахтерке!..
Через нее кто-то протопал и какой-то мужчина выскочил в переулок. Словно бы плохо понимая — что к чему, он на мгновение остановился и бросился бежать в сторону Дудкиной. Встретив перед собой неожиданное препятствие в виде канавы, он ее как-то неестественно, поджав ноги к туловищу, перепрыгнул, и, поймав соскочившие очки с удивлением уставился на тетю Пашу. Затем он повернулся и, перелетев через канаву таким же чудным манером обратно, затопал к вахтерке и скрылся за ней.
А что тетя Паша?
Дудкина являла собой картину внезапно наступившей клинической смерти. Прошло не менее двух минут, прежде чем она реанимировалась. Руководимая только инстинктом сохранения вновь обретенной жизни, она доплелась до вахтерки и рефлекторно закрыла дверь на задвижку.
Мало-помалу в ней начала пробуждаться и деятельность мысли. Осознание ответственности за происшедшее остановило ее руку, потянувшуюся было к телефону.
— Пройтить в дом? — почти решила она.
Погремев ключами у парадного входа, она вошла в здание. Она поднималась по этажам в страхе, зажигая повсюду на полную мощность освещение. Корпус с улицы полыхал светом окон, как фабрика.
В половине дома, занимаемой ЦКБ, под одной из дверей валялся черный пакет, вроде бы с фотобумагой. Дудкина не обратила бы на него внимания, но у соседней двери такой же пакет…
Этажом ниже — еще пакет!!
Все подложены под двери нарочито, с вызывающей заметностью.
С молитвой Дудкина вскрыла один из них. В нем оказался какой-то машинописный текст.
Как необезвреженные мины внесла в вахтерку пакеты Прасковья.