Жизнь? Нормальная: Повести и рассказы

— Александр Вячеславович, — обратился Шкуро к главному инженеру ЦКБ Глушакову. — Что у нас сегодня? Огласите повестку для технического совета.

Главинж, красивый и пегий — воостановитель из магазина «Лейпциг» плохо маскирует седую шевелюру геронта — встал лицом к шефу. От его дворянской стати и хрупного носа с горбинкой отдает не то 18-м веком, не то оперой. «Сане» бы в мимический ансамбль Большого, а он занимается техникой. Техникой служебной переписки. Старец (ему восьмой десяток) блистает бодростью и, в назидание бездельникам ЦКБ, по коридорам не иначе, как бегает, и обязательно с бумагами в руках. Ей-богу, он не злой. Вот только следует сомнительным заповедям: «не прелюбодействуй явно», «не замечай бревна в глазу начальника своего». Предпочтение же он отдает главной заповеди, заповеди ПОСЛУШАНИЯ. Умен ли он? Может быть. Но он так тщательно это скрывает… А быть может… не умен? Тогда не про него ли сказал Гейне: «Дурак, осознавший, что он дурак, уже наполовину гений». Если в учреждении порядок, то по-лугений должен получать зарплату меньше гения. В ЦКБ Саня имеет второй оклад и вторую премию после Владимира Васильевича.

Но не будем, дорогой читатель, уделять непропорциональное внимание этому скромному и бесполезному члену трудового коллектива.

Вернемся к событиям.

Итак, Александр Вячеславович, словно бы «кушать подано», зачитывает меню для техсовега.

— Вопрос первый: «О помощи хозяйственному отделу». Надо помочь Прасковье Ивановне (это завхоз; ее-то сейчас и ищут по ЦКБ). Если не разгрузим завтра вагон с метлами, наши молодые специалисты останутся безоружными…

Лицо у главинжа, как на телевизоре. Когда показывают итальянского премьера перед отставкой кабинета.

— Кого? Кого наметили конкретно? — спрашивает гений.

— Смирнова и Бермана.

— Кто такие?

— Молодые специалисты. Помните, вы им вручали грамоты за вымпел. За образцовое содержание территории, — подсказывает активный Лиичевский.

— Не понимаю! — взрывается Нетотов. — Ребята у меня брошены на план, горит разработка…

— Ставим на голосование, — холодно прерывает Владимир Васильевич.

Здесь важно пронаблюдать, как поднимаются руки. Председатель почти не замечает верноподданнические выбросы. Взглядом из-под очков он поднимает руку Ке-тотова. Крамола подавлена в зародыше. Главное, чтоб не нарушался принцип согласия.

Шкуро удовлетворенно требует от мажордома подачи следующего блюда.

— Вопрос: «О ремонте помещений ЦКБ». Смешно думать, чтоб наша уважаемая Прасковья Ивановна своими силами переместила служебную мебель с третьего этажа на пятый. Без лифта.

— Кого выделяете?

— Бермана и Смирнова.

— Опять? — адресуясь к Сане Владимир Васильевич расположенно глядит на Нетотова.

— А что делать. Больше нет. В этом году дали двух.

Вот и попробуй уложиться в график ремонта! — сокрушается полугений.

— Голосуем.

Владимир Васильевич загадочно смотрит на Нетото-ва и Нетотов не разрушает единогласия.

— Вопрос третий: «Укрепление производственной базы ЦКБ». Такелажников нет — направлены к подшефным. А тут два станка… затащить на второй этаж… Через окно.

— Кто будет укреплять производственную базу?

— Предлагаю Смирнова и Бермана! — от отчаяния созорничал Нетотов.

— Проголосуем, — вглядываясь в Нетотова, спокойно предложил председатель-демократ.

Свободным голосованием были утверждены Смирнов и Берман.

Затем быстро, в хоре одобрения (особенно медоточив был галантный Саня), языком типа «Нарочно не придумаешь» защитила свой примитивный проект Данкова. Заалев пятнами, она приняла свои листы от помогавшего «откнопиться» Линчевского и скрылась за дверью.

Теперь стена супротив Владимира Васильевича побелела от ватманов с изображением загадочных для Главного, лесотехника по образованию, ломаных линий с иероглифической вязью символов. Это были схемы нового электронного прибора, разработанного толковым Васькиным из отдела Нетотова. Посыпалась тарабарщина: «правый триггер», «линия задержки», «тиратрон»… От града непонятных слов Владимир Васильевич был защищен словно бы зонтиком: он, строгий, подписывал бумаги в пайке.

— Это немедленно направьте в Главк, — протянул он бумагу секретарше Наденьке, которую незаметно вызвал кнопкой.

— Извините, продолжайте, — бросил он примолкшему докладчику.

— …и, таким образом, мы получаем возможность контролировать теперь параметры с точностью на порядок выше, — закончил Васькин.

Председатель как бы отсутствовал. Он работал с бумагами.

Стало тихо.

Все это не предвещало ничего хорошего для Нетотова с Васькиным.

Молчание затягивалось.

— Ну, как там, в Пятигорске? — спросил шепотом Линчевский у прокопченного солнцем Фаленкова.

— Порядок. Кормили неплохо. Моря нет, — шепотом же ответил тот.

— Куда девали?

— А его там не было, — растолковал Фаленков.

— Как там с Лермонтовым?

— А его давно убили, — сразу внес ясность Фаленков.

— Да что ты говоришь?!

— Лично был в собственном домике Лермонтова.

— Значит, не послал своего представителя, был лично. Да кто ж это собственника?

— Некий Мартынов. Подонок вызвал на дуэль. Классика!