Читаем Жизнь по-американски полностью

Хотя я и не считаю, что смог убедить американский народ в серьезности угрозы со стороны марксистских партизан в Центральной Америке, думаю, что мне удалось добиться своей цели после того, как я публично выступил за необходимость ускорить модернизацию наших вооруженных сил, — превыше всего американцы ценят безопасность своей страны. В своей речи 23 марта я обнародовал некоторые до тех пор засекреченные факты об огромном наращивании Советами своих вооружений, а также продемонстрировал секретные фотографии, свидетельствующие о расширении сети советских военных объектов на Кубе. "Я знаю, — сказал я, — что вы хотите мира. Я тоже. Я также знаю, что многие из вас всерьез верят, что ядерное замораживание ускорит наступление мира. Но замораживание сейчас уменьшит, а не увеличит нашу безопасность. Повысит, а не снизит риск войны…" Я сказал, что не хотел, чтобы Соединенные Штаты участвовали в гонке вооружений, но Советский Союз втянул нас в нее, и на карту поставлено наше существование как нации. После обращения к американцам с просьбой сообщить своим конгрессменам, что они выступают за программу военной модернизации, я поведал о своем замысле стратегической оборонной инициативы:

"Позвольте мне разделить ваши надежды на мирное будущее. Они основываются на известии о том, что мы приступаем к разработке программы, которая позволит противостоять существующей угрозе советского ракетного нападения при помощи оборонительных мер. Давайте обратимся к огромным техническим достижениям, которые в огромном количестве предоставляют нам наша промышленность и сегодняшний высокий уровень жизни.

Что, если свободный народ сможет жить в безопасности, зная, что она основывается не на возможности американских сил сдерживания отразить нападение Советов, а на возможности перехватить и уничтожить стратегические баллистические ракеты до того, как они достигнут нашей собственной территории или территории наших союзников?

Я знаю, что это грандиозная техническая задача, которая, возможно, не будет решена до конца столетия. Однако современная технология достигла такого уровня сложности, что сейчас будет разумным предпринять такую попытку. Она потребует годы, может быть, десятилетия работ во многих направлениях. Будут неудачи и топтание на месте, но будут и успехи, прорывы. И в ходе реализации программы мы должны твердо сохранять возможность ядерного сдерживания и гибкого ответного удара. Однако не являются ли оправданными любые расходы, необходимые для освобождения мира от угрозы ядерной войны?

…Сегодня вечером, признавая наши обязательства по Договору о ПРО (противоракетной обороне) и сознавая необходимость более детальных консультаций с нашими союзниками, я предпринимаю первый важный шаг. Я возглавляю комплекс всеохватывающих интенсивных мер по определению направлений научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, которые предстоит выполнить для достижения нашей окончательной цели — устранения угрозы, вызываемой стратегическими ядерными ракетами. Эта программа поможет проложить путь мерам по ограничению вооружений к уничтожению самих вооружений. Мы не ищем ни военного превосходства, ни политических преимуществ. Наша единственная цель, которую разделяет весь народ, — найти путь к уменьшению угрозы ядерной войны".

Весной и летом 1983 года, когда Юрий Андропов продолжал проводить линию на обеспечение советского мирового господства, снабжая повстанцев оружием и держа в ежовых рукавицах Польшу, — в общем, действуя в том же духе, что и все прошлые советские лидеры, наша администрация победила в серии закрытых голосований в конгрессе, что позволило продолжать программу "МХ" и внедрять другие важнейшие элементы военной модернизации. А в новых попытках "тихой дипломатии" я попытался связаться непосредственно с Андроповым, надеясь установить с ним, как и с Брежневым, что-то вроде личных контактов, которые могли бы привести к улучшению отношений между нашими странами.

Хотя мы с Андроповым и обменялись официальными посланиями после смерти Брежнева, его письма были чопорными и холодными, как сибирская зима, ограничивались банальностями и обещаниями "непреклонной приверженности советского руководства и советского народа курсу мира, устранения ядерной угрозы и развития отношений, основанных на взаимной выгоде и равноправии со всеми странами", и одновременно выставляли Соединенные Штаты как единственного виновника гонки вооружений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное