Читаем Жизнь по-американски полностью

Сейчас у меня, как у верховного главнокомандующего, ни одна из воинских частей не находится в состоянии боевых действий. Если бы все лидеры стран могли это сказать, мы уже были бы на пути к более безопасному миру. Если бы каждый из нас определенно заявил, что не будет прибегать к войне как к средству решения любых проблем, сокращение вооружений было бы просто и легко достигнуто. Если же, с другой стороны, мы будем подходить к решению задачи, будучи уверенными в неизбежности войны, тогда мы обречены на неудачу. Я думаю, что мы должны найти возможность либо открыто обсудить эти вопросы, либо по крайней мере изучать с большим вниманием позиции другой стороны, прежде чем делать решающие шаги. В конце концов не имеет значения, будем ли мы решать эти проблемы путем особого взаимопонимания или просто идя по пути их решения. Необходимым условием является то, что они должны быть решены, если мы хотим успешно рассмотреть другие важные вопросы, стоящие перед нами.

Что касается второго аспекта укрепления международной безопасности — сокращения вооружений, то мне импонирует недавний прогресс на переговорах по взаимному сбалансированному сокращению обычных вооружений в Вене. И, хотя остаются серьезные проблемы, могу заверить Вас, что мы прилагаем все наши усилия к их разрешению. Я также согласен, что центральными и требующими нашего наиболее серьезного внимания являются два комплекса переговоров в Женеве — по стратегическим вооружениям и по ядерным вооружениям средней дальности, направленным на цели в Европе. Я также полагаю, что мы можем достичь соглашения, и, насколько я считаю, чем быстрее, тем лучше.

Я понимаю Ваши разъяснения относительно советской позиции на переговорах по ракетам средней дальности в Женеве. Я полностью осознаю, что Ваше предложение сократить количество развернутых ракет "СС-20" далось нелегко. Редко когда бывает легко отказаться от чего-то, что есть у других. Но я считаю, что мы должны рассматривать ситуацию в более широком историческом контексте, если хотим найти решение, которое сохранит безопасность обеих сторон и, более того, позволит снизить уровень ядерных вооружений. В течение большей части 70-х годов наши союзники и мы считали — и в многочисленных публичных заявлениях с этим соглашались видные советские руководители, — что в Европе существует определенный военный баланс. Но потом, в 1977 году, Советский Союз начал развертывание нового класса ядерных вооружений с большим радиусом действия и с большими возможностями, чем существовавшие в Европе. Это явно поставило под угрозу баланс и привело к декабрьскому, 1979 года, решению НАТО приступить к развертыванию "Першингов-11" и крылатых ракет.

Я перечисляю эти общеизвестные факты для того, чтобы объяснить, почему нынешние советские предложения нас не устраивают. Безусловно, обнадеживает Ваше понимание того, что потребность в "СС-20" намного меньше, чем их развернуто, но монополия на систему вооружений остается монополией независимо от большего или меньшего их количества, и мы не можем согласиться с подобным положением. Вы говорили об английских и французских системах, и я понимаю Ваши возражения. Но я в самом деле не считаю их уместными. Главное то, что упомянутые английские и французские системы не входят в оборону стран НАТО. Эти соображения могли бы предположительно рассматриваться как вторичные, если бы английские и французские ракеты представляли реальную угрозу Советскому Союзу. Однако можете ли вы рассматривать их как угрозу, принимая во внимание внушительный ядерный арсенал, которым вы обладаете (включая МБР, которые могут быть нацелены на Великобританию и Францию)? Я просто не могу понять, почему Вы считаете необходимым иметь "особый баланс" по этим системам, в то время как ваши главные системы превосходят их по мощности во много-много раз.

Намеченное на декабрь размещение в Европе "Першингов-II" и крылатых ракет — если нам не удастся достичь соглашения, делающего это ненужным, — также не должно рассматриваться как угроза Советскому Союзу. Их единственной задачей было бы установить баланс с советскими системами, потенциально угрожающими Европе, и окончательно развеять возможные сомнения в равной безопасности для Западной Европы и Северной Америки. Еще раз попытайтесь понять нашу точку зрения. Какова была бы реакция Советов, если бы мы развернули новое оружие, увеличивающее угрозу для их союзников, а затем стали бы настойчиво возражать против создания баланса с вашей стороны при помощи аналогичного оружия?

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное