Читаем Жизнь по-американски полностью

Кроме того, советское руководство убеждено, что у наших двух стран есть один несомненно объединяющий их общий интерес: не допустить, чтобы дело дошло до возникновения ядерной войны, которая неизбежно имела бы катастрофические последствия для обеих сторон. Об этом обеим сторонам было бы полезно почаще вспоминать, строя свою политику.

Убежден, что при таком подходе к делу, основываясь на разумном учете реальностей современного мира и с должным уважением относясь к правам и законным интересам другой стороны, мы могли бы сделать немало полезного для народов наших стран, да и всего мира, встав на путь действительного улучшения отношений.

Как нам представляется, важно прежде всего повести дело таким образом, чтобы и мы сами, и другие увидели и ощутили, что обе страны нацеливаются не на углубление разногласий и раздувание вражды, а строят свою политику, ориентируясь на перспективу оздоровления обстановки, мирного, спокойного развития.

Это помогло бы создать атмосферу большего доверия между нашими странами. Задача эта непростая и, я бы сказал, деликатная. Ведь доверие — вещь особо чувствительная, чутко реагирующая и на дела, и на слова. Оно не будет укрепляться, если, к примеру, вести разговор как бы на двух языках: одном — для закрытого общения, а другом, как говорится, — на публику.

Развитие отношений вполне могло бы идти через нахождение практических решений ряда вопросов, представляющих общий интерес. Как я понимаю, и Вы высказываетесь за такой путь.

Мы считаем, что делать это требуется по всему комплексу проблем, как международных, так и двусторонних. Решение любого вопроса возможно, конечно, лишь на взаимоприемлемой основе, что подразумевает нахождение разумных компромиссов. Главный критерий здесь — чтобы ни одна из сторон не претендовала, как в делах между собой, так и в делах международных, на какие-то особые права для себя и преимущества.

При всей важности вопросов, так или иначе охватываемых нашими отношениями или затрагивающих их, центральной, приоритетной является область безопасности. Идущие в Женеве переговоры требуют нашего с Вами первоочередного внимания. Очевидно, что к обсуждаемым там вопросам нам не раз придется обращаться. В данный момент я не имею в виду комментировать происходящее на переговорах — они еще только начались. Скажу, однако, что некоторые заявления, которые делались и делаются в вашей стране в связи с переговорами, не могут не настораживать.

Хочу, чтобы Вы знали и оценили серьезность нашего подхода к переговорам, твердое желание добиваться на них положительных результатов. Мы будем неуклонно следовать договоренности о предмете и целях этих переговоров. То, что мы смогли договориться в январе об этом, — уже большое достижение, и к нему следовало бы относиться бережно.

Я рассчитываю, господин Президент, Вы почувствуете из этого письма, что советское руководство, в том числе я лично, настроено действовать энергично для нахождения совместных путей к улучшению отношений между нашими странами.

Думается, из моего письма ясно и то, что мы придаем большое значение контактам на высшем уровне. Поэтому я положительно отношусь к высказанной Вами мысли о проведении личной встречи между нами. И, наверное, такая встреча не обязательно должна завершиться подписанием каких-то крупных документов. Хотя соглашения по отдельным вопросам, представляющим обоюдный интерес, если бы они были выработаны к тому времени, можно было бы оформить и во время встречи.

Главное, чтобы это была встреча для поиска взаимопонимания на основе равенства и учета законных интересов друг друга.

Что касается места встречи, то я благодарю Вас за приглашение посетить Вашингтон. Но давайте условимся, что к вопросу о месте встречи, как и о ее сроках, мы с Вами еще вернемся.

С уважением, М. Горбачев

24 марта 1985 года".


Не могу похвастаться, что я с самого начала поверил в то, что Горбачев станет новым типом советского лидера. Напротив, как явствует из этой заметки в моем дневнике через пять недель после его назначения на пост генерального секретаря коммунистической партии, я был осторожен:

"Встретился с нашим послом в Советском Союзе Артом Хартманом. Он подтвердил мою уверенность в том, что Горбачев будет так же прямолинеен, как любой из их лидеров. Если бы он не был убежденным идеологом, Политбюро никогда бы его не избрало".

С Советами нам придется быть жесткими, как всегда, говорил я Джорджу Шульцу и другим членам группы планирования Совета национальной безопасности, которые помогали мне координировать усилия по улучшению взаимоотношений с СССР, добавив, однако, что нам надо усиленно работать для установления прямых контактов между Горбачевым и мной посредством "тихой дипломатии", — как я записал в своем дневнике, "общаться с Советами с глазу на глаз, а не на бумаге".

Ход теперь был за ним в подготовке встречи на высшем уровне. Я уже посылал ему приглашение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное