Кроме того, советское руководство убеждено, что у наших двух стран есть один несомненно объединяющий их общий интерес: не допустить, чтобы дело дошло до возникновения ядерной войны, которая неизбежно имела бы катастрофические последствия для обеих сторон. Об этом обеим сторонам было бы полезно почаще вспоминать, строя свою политику.
Убежден, что при таком подходе к делу, основываясь на разумном учете реальностей современного мира и с должным уважением относясь к правам и законным интересам другой стороны, мы могли бы сделать немало полезного для народов наших стран, да и всего мира, встав на путь действительного улучшения отношений.
Как нам представляется, важно прежде всего повести дело таким образом, чтобы и мы сами, и другие увидели и ощутили, что обе страны нацеливаются не на углубление разногласий и раздувание вражды, а строят свою политику, ориентируясь на перспективу оздоровления обстановки, мирного, спокойного развития.
Это помогло бы создать атмосферу большего доверия между нашими странами. Задача эта непростая и, я бы сказал, деликатная. Ведь доверие — вещь особо чувствительная, чутко реагирующая и на дела, и на слова. Оно не будет укрепляться, если, к примеру, вести разговор как бы на двух языках: одном — для закрытого общения, а другом, как говорится, — на публику.
Развитие отношений вполне могло бы идти через нахождение практических решений ряда вопросов, представляющих общий интерес. Как я понимаю, и Вы высказываетесь за такой путь.
Мы считаем, что делать это требуется по всему комплексу проблем, как международных, так и двусторонних. Решение любого вопроса возможно, конечно, лишь на взаимоприемлемой основе, что подразумевает нахождение разумных компромиссов. Главный критерий здесь — чтобы ни одна из сторон не претендовала, как в делах между собой, так и в делах международных, на какие-то особые права для себя и преимущества.
При всей важности вопросов, так или иначе охватываемых нашими отношениями или затрагивающих их, центральной, приоритетной является область безопасности. Идущие в Женеве переговоры требуют нашего с Вами первоочередного внимания. Очевидно, что к обсуждаемым там вопросам нам не раз придется обращаться. В данный момент я не имею в виду комментировать происходящее на переговорах — они еще только начались. Скажу, однако, что некоторые заявления, которые делались и делаются в вашей стране в связи с переговорами, не могут не настораживать.
Хочу, чтобы Вы знали и оценили серьезность нашего подхода к переговорам, твердое желание добиваться на них положительных результатов. Мы будем неуклонно следовать договоренности о предмете и целях этих переговоров. То, что мы смогли договориться в январе об этом, — уже большое достижение, и к нему следовало бы относиться бережно.
Я рассчитываю, господин Президент, Вы почувствуете из этого письма, что советское руководство, в том числе я лично, настроено действовать энергично для нахождения совместных путей к улучшению отношений между нашими странами.
Думается, из моего письма ясно и то, что мы придаем большое значение контактам на высшем уровне. Поэтому я положительно отношусь к высказанной Вами мысли о проведении личной встречи между нами. И, наверное, такая встреча не обязательно должна завершиться подписанием каких-то крупных документов. Хотя соглашения по отдельным вопросам, представляющим обоюдный интерес, если бы они были выработаны к тому времени, можно было бы оформить и во время встречи.
Главное, чтобы это была встреча для поиска взаимопонимания на основе равенства и учета законных интересов друг друга.
Что касается места встречи, то я благодарю Вас за приглашение посетить Вашингтон. Но давайте условимся, что к вопросу о месте встречи, как и о ее сроках, мы с Вами еще вернемся.
С уважением, М. Горбачев
24 марта 1985 года".
Не могу похвастаться, что я с самого начала поверил в то, что Горбачев станет новым типом советского лидера. Напротив, как явствует из этой заметки в моем дневнике через пять недель после его назначения на пост генерального секретаря коммунистической партии, я был осторожен:
"Встретился с нашим послом в Советском Союзе Артом Хартманом. Он подтвердил мою уверенность в том, что Горбачев будет так же прямолинеен, как любой из их лидеров. Если бы он не был убежденным идеологом, Политбюро никогда бы его не избрало".
С Советами нам придется быть жесткими, как всегда, говорил я Джорджу Шульцу и другим членам группы планирования Совета национальной безопасности, которые помогали мне координировать усилия по улучшению взаимоотношений с СССР, добавив, однако, что нам надо усиленно работать для установления прямых контактов между Горбачевым и мной посредством "тихой дипломатии", — как я записал в своем дневнике, "общаться с Советами с глазу на глаз, а не на бумаге".
Ход теперь был за ним в подготовке встречи на высшем уровне. Я уже посылал ему приглашение.