Читаем Жизнь по-американски полностью

Джордж Шульц и Кэп Уайнбергер снова спорили о политике. Кэп не был так заинтересован в начале переговоров с русскими, как Джордж, и некоторые из его советников в Пентагоне открыто противились моим замыслам по ограничению вооружений, которые поддерживал Джордж, в частности — моей надежде на возможность уничтожения всех ядерных вооружений на планете. У Кэпа были союзники среди ряда моих более консервативных политических сторонников, которые заявляли, что считают Шульца слишком мягким по отношению к русским и требовали его отставки. Я сказал им, что их предложения — полнейшая чушь. Тем временем Бэд Макфарлейн, у которого иногда бывали стычки с Кэпом, встал на сторону Джорджа. Билл Кейси и Эд Мис примкнули к лагерю Кэпа, склоняясь к еще более жесткой линии по отношению к русским. Эти события отражены в ноябрьской записи моего дневника: "…(Разногласия) настолько вышли из-под контроля, что, похоже, Джордж хочет уйти. Я не могу этого допустить. Ведь Джордж проводит мою политику. Я собираюсь встретиться с Кэпом и Биллом и сообщить им об этом. Назвался груздем — полезай в кузов". Я был согласен с Уайнбергером, что русские — это сила зла в мире и что на них нельзя надеяться, но я не считал, что мы не должны говорить с ними.

Как я и ожидал, через несколько дней после выборов Громыко сообщил, что он хочет встретиться с Джорджем в Женеве, чтобы обсудить проведение нового раунда переговоров по ограничению вооружений.

Джордж согласился, и встреча была назначена на январь.

После выборов я также получил весьма необычное поздравление по случаю моего переизбрания: нацарапанное на русском языке от руки на крошечном клочке папиросной бумаги размером в половину визитной карточки такими мелкими буквами, что их можно было прочесть лишь с увеличительным стеклом, письмо пришло от десяти женщин, заключенных в советском лагере принудительного труда.

"Господин Президент!

Мы, женщины — политические заключенные Советского Союза, поздравляем Вас по случаю переизбрания на пост Президента США. Мы с надеждой смотрим на Вашу страну, которая защищает СВОБОДУ и уважает ПРАВА ЧЕЛОВЕКА. Мы желаем Вам успехов на этом пути".

К этому письму прилагалось стихотворение и перечень голодовок, которые эти смелые женщины провели в 1983 и 1984 годах в своем лагере в знак протеста против жестокого режима, который бросает людей в тюрьму лишь за то, что они выражают веру в свободу или заявляют о желании эмигрировать из России по религиозным причинам. Послание было тайком вывезено из лагеря, а затем — из России и доставлено на радио "Свободная Европа" в Мюнхене. Вот стихотворение, присланное мне:

В день избрания президентаБыли мы без документов,
Согревающей одежки,Книжки, кошки,Вилки, ложки…Но зато нам дул в окошкоОсвежающий озон,Как положено в ШИЗО.И пока голосовали,Пировали,Трали-вали,Мы сидели и гадали:
Сколько нам добавки далиПКТ или ШИЗО,И какой тому резон.Тут гэбэшник прибежал,Долго врал и угрожал.Но по нашим по расчетамВ это время штат Дакота,И Миссури, и КанзасОчень радовали нас.
И к отбою, вероятно,Было все уже понятно.Полегли мы к батарее,Хоть она совсем не греет.С полу дунуло по ребрам…Мы вздохнули… Ночи добройГосподину Президенту,Вашингтону,Континенту,На котором он стоит,
Всем, кто там еще не спит…Знайте, мы не спим здесь тоже.Мы — в сплошной гусиной коже —Бьем зубами дрожь не зря:Завтра — праздник Октября!

Что за государство, спросил я себя, которое душит стремление людей к свободе, бросая их в тюрьмы?

В течение декабря я провел ряд совещаний с советниками в рамках группы планирования СНБ, которых я назначил для помощи в разработке стратегии к новым переговорам с русскими.

Ярый сторонник СОИ, Кэп заявил, что русские, несомненно, собираются потребовать ее ликвидации в качестве платы за серьезное ведение переговоров. Я как можно более выразительно сообщил группе, что стратегическая оборонная инициатива не "предмет торга" и мы будем развивать ее независимо от желания русских.

Разработка СОИ могла затянуться на десятилетия, но разве у нас была более важная задача, чем поиск средств нейтрализовать ужасное оружие, порожденное ядерной эрой?

Я никогда не считал, что СОИ станет непроницаемым щитом — никогда нельзя полагать, что оборона будет эффективной на все 100 процентов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное