Жизнь по-американски

То, что родители не могут помогать школе, я счел просто нелепостью, и подобное правило было изменено. Позже Калифорния стала первым штатом Америки, чья программа в области образования включала помощь родителей школе на ранней стадии обучения.

Несмотря на то что, благодаря нашим усилиям "ужимать, урезать и приспосабливать", расходы штата значительно сократились, у нас оставалось всего полгода, чтобы закрыть дефицит до начала нового бюджетного года, и я понимал, что скоро нам предстоит окунуться в финансовую неразбериху, оставленную администрацией Брауна.

Мы наняли группу независимых ревизоров, которые документально отразили плачевное состояние финансовых дел, и затем я выступил по телевидению, заявив, что у меня нет другого выбора, кроме как обратиться с просьбой о повышении налогов.

Очень нелегко было произнести такую речь: ведь во время предвыборной кампании я обещал резко ограничить налоги, а теперь просил об их увеличении. Но, подавив эмоции, я сказал, что при первой же возможности мы гарантируем вернуть людям часть их денег.

В течение следующих восьми лет мы проделывали это четыре раза, но не хочу забегать вперед.

26

Как-то один корреспондент написал статью о моем первом годе в Сакраменто, она была озаглавлена "Политическое образование Рональда Рейгана". Полагаю, описание моего вживания в политическую жизнь недалеко ушло от истины, хотя автор мог бы добавить, что это было своего рода "образованием" и для Нэнси.

Первое время почти все шло не так, как я намечал: мы продолжали обнаруживать проблемы, о которых мне ранее никто не говорил; среди студентов шли бесконечные волнения; сторонники Демократической партии в парламенте постоянно выступали против моих предложений; умеренные и консерваторы моей собственной партии не могли договориться между собой; и я по неопытности делал массу ошибок.

Как я заметил в одной из своих речей: "У нас в Калифорнии обучение происходит во время работы: когда я приехал в Сакраменто, то чувствовал себя как египетский солдат, управляющий танком и одновременно читающий русскую инструкцию…"

Да, я начинал понимать, что одно дело — говорить о сокращении аппарата и совсем другое — воплощать это в жизнь, когда приходится сражаться с враждебно настроенным парламентом, стремящимся как раз к обратному.

В Голливуде мы с Нэнси привыкли быть под обстрелом критики и читать в газетах о себе всякие небылицы. Но наш голливудский опыт бледнеет в сравнении с тем, с чем нам пришлось столкнуться в Сакраменто.

Уже спустя какое-то время, возвращаясь домой, я точно знал, где находится Нэнси, — в ванной.

Еще с порога я чувствовал запах ароматической соли и слышал ее голос, эхом докатывавшийся вниз.

У нее был свой способ переживать нападки в мой адрес: она залезала в горячую ванну и вела воображаемую беседу с очередным обидчиком — ей просто надо было выговориться.

Жаль, что мне не удавалось так же просто давать выход своим эмоциям по поводу нападок в ее адрес. В определенном смысле мы с Нэнси являемся как бы одним существом: когда возникает проблема у одного из нас, она автоматически становится и проблемой другого; если нападают на одного — это значит, нападают на нас двоих. Когда страдает один, другой тоже страдает.

С годами я все чаще чувствую себя виноватым в том, что многое из предназначавшегося мне было направлено на нее. Когда кто-то говорил о Нэнси ложь или гадости и я расстраивался, то меня обычно успокаивали словами: "Ну, это просто политика".

Я никогда не мог ни согласиться, ни привыкнуть к этому. Нельзя оправдать политического противника или журналиста, преследующего чью-то жену лишь из-за того, что муж занимается политикой.

Уже в первые месяцы Нэнси начала понимать, что быть женой человека, который всегда на виду, — значит еще и быть невольной мишенью всего, что направлено на мужа; я знаю, от этого ей никогда не было и не станет легче, так же как, впрочем, и мне.

Не прошло и года нашего пребывания в Сакраменто, как однажды, вернувшись домой, я сказал Нэнси: "Ты знаешь, я проработал в компании "Уорнер бразерс" тринадцать лет и обошелся без язвы, но, кажется, теперь я ее заработал".

Боли в желудке начались еще раньше, и, когда я рассказал о них отцу Нэнси и ее брату-доктору, оба пришли к выводу, что это похоже на язву, затем мой лечащий врач подтвердил диагноз.

Не могу сказать точно, когда началась язва: возможно, когда от меня впервые стали настоятельно требовать баллотироваться в губернаторы и я никак не мог отказаться. Во всяком случае, каково бы ни было ее происхождение, но моя борьба с законодателями, продолжающиеся беспорядки в университетских городках и другие проблемы, с которыми я столкнулся в первый год, — все это только способствовало ее появлению.

Я стыдился язвы, так как всегда считал это признаком слабости, и вот теперь она у меня появилась.