Жизнь, похожая на сказку

Меня, конечно, всегда занимали вопросы: как понимает зритель мою Графиню? Ясно ли ему, что я хотела донести через ее образ? И однажды я получила отзыв Анжелики Пахомовой и поняла, что меня чувствуют верно. Фрагмент из него я предлагаю вашему вниманию, мой читатель: «Открылся занавес, пошел снег, откуда-то с неба понеслась дивная музыка. И почти сразу появившаяся Графиня спела песню, смысл которой не знающим французского не ясен. Но сами звуки этой песни, сам голос перемещают меня в другой век мгновенно, ярко, больно! Я почти “пьяна”. Эта разодетая дама дарит мне блаженство забвения. Я верю Ей. Я вижу себя на балу, среди молодежи, в том веке, и вот она проходит, la Vénus Moscovite. И я замираю, сторожу ее движения, немею от ощущения близости “той самой”, знаменитой. И я уже не верю, что я знаю эту Артистку в жизни. Я не узнаю ее… Нет, это какая-то другая – чужая, высокомерная, недоступная… Но такая притягательная! Не прошло и получаса, а она уже заворожила зал. Я слышу за спиной, чувствую одобрительные смешки, хмыканья, хохот. Она издевается над своим окружением, играет интонациями, кричит басом, плюется, хихикает, “представляет” тоненьким голоском… дал же Бог такой голос! Ломкий, гибкий, богатый на интонации… Таким голосом нельзя зачитывать сводки прогноза погоды или рецепты из аптеки. Это голос для французского языка, для салонов, для поэзии… и именно в этом спектакле этот голос проявляется вполне, ходит по всему регистру – от самой низкой ноты до самой высокой… И правда, не удовольствие ли покапризничать, поехидничать, покричать басом, взять хрипом… Но почему все это выходит так мило, так нравится, так располагает? Не только меня, но и всех… Не потому ли, что Артистка сама по себе добра? Настолько добра, что не может сыграть отрицательную роль так, чтоб ее ненавидели, плевались…

Читая Пушкина, я не знала мотивов поведения Графини. Не знала, как она жила последние дни, о чем думала, не понимала ее поступков… А тут все понятно. Все по-человечески…»

Мой бенефис

  Счастье души утомленной — Только в одном: Быть как цветок полусонный В блеске и шуме дневном, Внутренним светом светиться, Все позабыть и забыться, Тихо, но жадно упиться Тающим сном.  

К. Бальмонт

Ну вот и подхожу я к той работе, о которой говорить довольно сложно, потому что, с одной стороны, это неожиданная, очень большая радость, а с другой стороны, я понимаю, что это, возможно, последнее счастье.

Я испытываю радость от того, что играю роль, которая позволяет мне поведать о профессии, о женщине-актрисе, о наших чертах, может быть даже плохих, иногда отвратительных, а порой смешных, забавных, трогательных… Хочу рассказать об этом, потому что я уже привыкла к актерской жажде играть, быть замеченной, к бесконечному стремлению добиться того, чтобы нас не забывали.

Если даже кто-то посмотрит пьесу и скажет: «Какой хороший спектакль, спасибо большое!» – то в это время уже впиваешься глазами и ждешь ответа на свой немой вопрос: «А я, а как я вам?» И если скажут: «Вы потрясающая!» – уже и не знаешь, правда это или неправда, но, услышав доброе слово, думаешь: какое счастье, как я сыграла, боже ж ты мой! Это какое-то детство, которое не покидает нас, актеров…

Приближается мое девяностолетие. И, естественно, я ничего не прошу у дирекции, потому что совсем недавно вышел божественный спектакль «Реквием по Радамесу». Однако он исчез из жизни…

Я подумала: ничего больше не будет, грустно. Но что делать, такова жизнь.

И вдруг подходит ко мне Александр Анатольевич Ширвиндт: «Хочу дать тебе одну пьесу почитать». Я говорю: «Давайте». Прочла. На следующий день встречаемся, он спрашивает: «Ну как?» Я говорю: «А вы знаете, мне нравится». Он: «Да?» Я робко: «Да!» Он говорит: «Берем!» Я удивляюсь: «Как берем?» Он: «Так, берем, и все!»

И написавший сценарий по американскому фильму «Бульвар Сансет» Андрей Житинкин, с которым я так неожиданно, глубоко и, как ни странно, легко репетировала «Пиковую даму», приходит на репетицию. И я вижу своих партнеров и думаю: «Как же я буду играть эту роль?»

Самое интересное, что я ее чувствую с первой секунды до последней. Но это еще не значит, что буду убедительна для других.

И, конечно, вспыхивают у меня воспоминания об актрисах, которые потеряли свою профессию.