Жизнь после утраты. Психология горевания

«Постепенно я оказалась отлученной от ее физического присутствия. Тем не менее я наполнена ею, как никогда раньше. Теперь я та, кто представляет нас обоих. Я – наше общее прошлое. Я – моя мать и я сама. Она дала мне любовь, чтобы любить себя и любить мир. Я должна помнить, как надо любить»[41].

Вторая часть

Осложненное горе

Не существует любви без утраты. И невозможно преодолеть утрату без переживания скорби. Неспособность скорбеть не позволяет войти в великий человеческий цикл смерти и возрождения.

Роберт Джей Лифтон

Глава IV

Факторы риска: Осложняющие обстоятельства

Почему некоторые из нас могут пройти болезненный и неумолимый путь, необходимый для завершения горевания, а другие – не могут? Почему в какой-то период нашей жизни смерть домашнего животного или отъезд ребенка в колледж оставляют нас безутешными и разбитыми, тогда как ранее мы способны были горевать только о более опустошительных утратах – таких, как смерть родителя или развод?

На эти вопросы нелегко ответить, поскольку реакцию личности на горе обуславливают многие наслоения смыслов и обстоятельств. Мы знаем несколько факторов риска, которые могут предрасполагать человека к осложненному гореванию: незаконченные дела того, кто потерял, с тем, кого потеряли; внешние обстоятельства, перегружающие чью-либо способность к скорби: неразрешенные прошлые утраты и эмоциональная система, не выдерживающая расставаний.

Попытка предсказать, когда горевание становится осложненным, включает в себя глубоко личные знания о событиях жизни конкретного человека. Позвольте мне рассказать вам мою собственную историю, чтобы проиллюстрировать, как такие факторы риска могут комбинироваться между собой.

Так как моя профессиональная жизнь посвящена изучению утраты и скорби, люди часто предполагают, что утрата омрачила мое детство. Иногда мне хочется ответить, что утрата и лишения омрачают детство любого человека.

На первый взгляд, может показаться, что в моем отрочестве было немного утрат и печали. Я родился в Никосии, на Кипре, мои отец и мать были учителями; я был единственным сыном в семье с тремя детьми. Я и мои сестры хорошо учились в школе, и казалось, что фортуна улыбается нам. Но, как я узнал гораздо позже, существовала неразрешенная утрата, повлиявшая на нашу семейную жизнь. Один из братьев моей матери, покинувший Кипр, чтобы учиться на инженера в Стамбуле, исчез при загадочных обстоятельствах. Через 53 дня после его пропажи власти по остаткам одежды на трупе опознали тело моего дяди, найденное в Мраморном море. Шестью годами позже родился я, получив имя погибшего родственника.

Как это часто происходит в домах, где неразрешенная утрата незримо управляет семейной драмой, моя семья, казалось, адаптировалась к смерти дяди. Его имя редко упоминалось, и я рос, думая о происшествии как об интригующей тайне. Так было до тех пор, пока я, начав психоаналитическое обучение, не пришел к пониманию, что этот человек, которого я никогда не знал, перекроил всю мою жизнь и сформировал у меня интерес к вопросам идентичности и роли горя.

Моя роль – и я в значительной степени взял ее на себя неосознанно – состояла в том, чтобы исцелить мать и бабушку от горя, заменив им умершего дядю. Их неутолимая тоска по нему несколько смягчалась тем, что он жил во мне. После его смерти они старательно наводили глянец на его репутацию. Легендарный интеллект – вот каким он стал. Они верили, что ему было суждено прославить семью и возродить ее величие.