Да, бывший следователь Павлова была категорической противницей переездов в поисках лучшей жизни. Сына своего она отпустила в Канаду, а вот сама уезжать туда отказалась, как сын ни настаивал. Об этом и свидетели говорили, и Настя своими глазами читала в переписке Аиды Борисовны с родственниками. Но почему-то эту свою позицию она вспомнила и решила подтвердить словами Радамеса именно после разговора в кабинете Аллы Ивановны Ярцевой. И разговор этот ее сильно взволновал и расстроил, причем настолько, что она даже отказалась от посещения парикмахерской, хотя очень следила за собой и старалась хорошо выглядеть.
Ну что ж, теперь, по крайней мере, понятно, в каком направлении следует двигаться и какую информацию собирать.
Настя ласково погладила Подружку по шее, запустила пальцы в длинную спутанную шерсть.
— Вставай, милая, пойдем по делам. Мне нужно в главный дом, а ты, если хочешь, подожди меня на улице. Собакам в клуб нельзя, ты сама знаешь. Не оставлять же тебя в холле скучать.
Подружка протяжно зевнула и облизнулась, вполне прозрачно намекая на оставшиеся вкусности.
— Хватит, тебе больше нельзя, — строго сказала Настя, — ты уже старенькая, а старикам переедать вредно. Вот пойдем вечером на прогулку — и я тебе еще дам сырку с хлебушком. А пока хватит.
Собака посмотрела на нее с упреком и покорно пошла к двери.
Костю Еремеева Настя встретила в холле главного дома, он шел из кафе, нес в руках чашку с дымящимся чаем и на ходу что-то дожевывал. Вообще-то Насте нужна была Тамара, но раз уж ей попался Костя, то можно и с ним поговорить.
— Костя, а ваш врач-психотерапевт Ярцева ничего вам не говорила о том, что хотела бы удочерить одну девочку?
Костя оторопел, его рука с чашкой заметно задрожала.
— П-почему вы у меня сп-спрашиваете? — Он даже заикаться начал от неожиданности. — Откуда я з-знаю?
— Костя, не надо, — Настя поморщилась, — о вашем романе с Аллой Ивановной знают даже животные в зверинце. Вот я и подумала: раз уж она так страдала по погибшей дочери, то, может быть, у нее появлялись мысли о том, чтобы взять другого ребенка? Нет? Ведь если кто и знает об этом, то только вы, потому что вы были очень близки.
— А это что, входит в программу социологического исследования? — окрысился Еремеев.
— Входит, — не моргнув глазом заявила Настя. — Меня интересуют вопросы адаптации людей к любым психотравмирующим ситуациям. Выход на пенсию — только одна из таких ситуаций. А вот потеря ребенка — другая, не менее интересная для меня. Так как, не собиралась Алла Ивановна подумать о другом ребенке?
Глаза его заметались, кадык судорожно дернулся, и в принципе он мог бы уже больше ничего и не говорить, все и без того было понятно.
— Н-не знаю, она н-ничего такого н-не говорила, — пробормотал он.
— Ну, нет так нет, — улыбнулась Настя. — Извините, что побеспокоила.
Значит, да. Ладно, пойдем дальше.
Тамару Настя нашла на этот раз не в костюмерной, а в парикмахерской, где та колдовала над париком.
— Настенька, вы сегодня не завтракали и не обедали, — с улыбкой заметила она, не отрываясь от своего занятия. — Андрею уже доложили, а он спросил у меня, где вы питаетесь, если не ходите в наше кафе.
— И что вы ему ответили? — засмеялась Настя.
— Ничего. А что я могла ответить, если не знаю? Андрей же не дурак, он понимает, что если вы не едите то, что он велит, то, стало быть, питаетесь где-то на стороне неправильной пищей, то есть пытаетесь ускользнуть от его всевидящего ока. Имейте в виду: если вы ему попадетесь в ближайшее время, то вам гарантирована лекция о том, что он платит деньги за добросовестную работу, а не за плохое самочувствие.
— Да я уже имела счастье это слышать. Тамара, у меня к вам вопрос, вернее, даже два вопроса. Первый: вы ничего не слышали о том, что Алла Ивановна Ярцева хотела бы удочерить девочку примерно одного возраста со своей погибшей дочерью?
Тамара подняла голову, сняла очки, отложила в сторону прибор, которым укладывала на парике кудри.
— Нет, — медленно проговорила она. — Я ничего об этом не слышала. Во всяком случае, в моем салоне об этом не сплетничали. А вы у Кости спросите, он наверняка знает.
— Уже спросила, — вздохнула Настя. — Он молчит, как партизан на допросе. То есть клянется, что ничего об этом не знает. А на самом деле испугался до дрожи в ногах.
— А что тут такого страшного? — удивилась Тамара. — Почему нужно это скрывать?
— Вот и мне интересно, почему нужно это скрывать. И второй вопрос: нужно, чтобы вы вспомнили точно, когда, в какой день вы видели Аиду Борисовну после разговора с Аллой Ивановной?
— Но я же говорила: незадолго до убийства.
— Мне нужно точнее. Вы говорили, что Аида Борисовна была записана к вам на стрижку и не пришла вовремя, поэтому вы и пошли ее искать.
— А, ну да, конечно, — спохватилась Тамара, — я сейчас посмотрю по журналу. Вы не помните точную дату, когда ее убили?
— Двадцать второго сентября.