Жизнь Шарлотты Бронте

Воскресное утро. Они на своей идолопоклонской «мессе», а я сижу в столовой. Как ни удивительно, мне бы хотелось быть в столовой у нас дома, или на кухне, или на задворках. Мне бы даже было по душе рубить мясо, и чтобы напротив за столом сидел клерк и какие-нибудь церковные регистраторы, а ты чтобы стояла рядом, наблюдая, достаточно ли я положила муки, не переперчила ли и, самое главное, сохранила ли я самые лакомые кусочки бараньей ножки для Тигра и Сторожа, первый из которых скачет вокруг блюда и ножа, а последний буйствует на кухонном полу подобно всепожирающему пламени. В довершение картины Тэбби раздувает огонь, чтобы варить картофель чуть ли не до консистенции овощного клея! Как бесценны для меня сейчас эти воспоминания! Но я и не думаю о том, чтобы вернуться домой в данный момент. Для этого у меня нет настоящего повода: меня действительно гнетет это место, но я не могу вернуться домой без определенных планов на будущее, и эти планы не должны заключаться в том, чтобы получить место гувернантки, это было бы из огня да в полымя. Ты называешь себя бездельницей! Какой абсурд!.. Папа хорошо себя чувствует? А Тэбби? Ты спрашиваешь о визите в Брюссель королевы Виктории. Я видела ее мельком, когда она проезжала по улице Рояль в карете, запряженной шестеркой лошадей и окруженной солдатами. Она смеялась и весело беседовала. Она выглядит полновато; это весьма оживленная дама, очень просто одетая, она не производит впечатление человека, обладающего чрезмерным чувством собственного достоинства или претензиями. Бельгийцам в целом она очень пришлась по душе. Говорят, что она оживила унылый двор короля Леопольда, обычно мрачный, как часовня. Напиши мне опять поскорее. Сообщи мне, действительно ли папа очень хочет, чтобы я вернулась домой, и ты сама тоже. Мне сдается, что я там буду не очень полезна, вроде как пожилой человек в приходе. Я молюсь от всей души и от всего сердца, чтобы все и дальше было хорошо в Хауорте, особенно в нашем сером, полупустом доме. Да благословит Бог его стены! Желаю тебе, папе и Тэбби безопасности, здоровья, счастья и благополучия. Аминь.

Ш.Б.».

К концу того же года (1843) разные причины, в дополнение к другим ее тревогам, о которых уже упоминалось, заставили ее почувствовать, что ее присутствие дома было совершенно необходимо, кроме того все задачи, которые она поставила перед собой перед возвращением в Брюссель, были выполнены, и к тому же госпожа Эже больше не относилась к ней с прежней теплотой. В результате такого положения дел, сильно действующего на ее впечатлительный ум, она внезапно объявила этой леди о своем намерении немедленно вернуться в Англию. Госпожа и господин Эже согласились, что так будет лучше, узнав по тем неполным объяснениям, которые она могла им дать, что причина заключалась в прогрессирующей слепоте мистера Бронте. Однако по мере приближения неизбежного расставания с людьми и местом, где она провела немало счастливых часов, она начала испытывать отчаяние; у нее было естественное предчувствие, что она видит их всех в последний раз, и не слишком большим утешением были напоминания ее друзей, что Брюссель находится не так уж далеко от Хауорта и что переезд из одного места в другое не столь тяжел или непреодолим, как можно было бы подумать, судя по ее слезам. Обсуждалось и то, что одна из дочерей госпожи Эже будет отправлена к ней в качестве ученицы, если осуществится ее намерение открыть школу. Для облегчения реализации этого плана господин Эже дал ей некое подобие диплома, датированного и скрепленного печатью Королевского Атенеума Брюсселя, подтверждающего, что она была прекрасно подготовлена к преподаванию французского языка, хорошо изучив грамматику и словообразование, а кроме того подготовившись к преподавательской деятельности путем изучения и практического использования наилучших методик. Этот сертификат датирован 29 декабря 1843 года, а 2 января 1844 года она прибыла в Хауорт.

23 числа она пишет:

«Все спрашивают меня, что я намерена делать, вернувшись домой, и все почему-то ожидают, что я немедленно открою школу. По правде говоря, мне именно этого и стоит желать. Я хочу этого больше всего на свете. У меня есть достаточно денег для этого и, надеюсь, теперь уже есть и достаточно навыков, способных дать мне шанс на успех, и при всем том я все еще не могу позволить себе начать жить – дотронуться до предмета, который сейчас находится на расстоянии вытянутой руки и который я так долго стремилась получить. Ты спросишь почему? Мой отец является тому причиной: как ты знаешь, он стареет, и сообщаю тебе с прискорбием, что он теряет зрение. Уже несколько месяцев я чувствовала, что не должна от него удаляться, а сейчас понимаю, что было бы слишком эгоистично оставить его (по крайней мере, пока Энн и Бренуэлл находятся вне дома) во имя моих личных амбиций. С Божьей помощью я попытаюсь лишить себя этого удовольствия и подождать.